– Что?!
– Да, можешь убедиться сама. Только у моей Люсинды зубы целы, я не позволила изуродовать.
Я снова залилась слезами, кажется, растрогав сестру не на шутку. Но мне и впрямь было жалко своих очаровательных малышек, если они достанутся этому уроду.
Между Олимпией и Шарлем состоялся какой-то очень жесткий разговор, тот был рад выполнить любые мои условия, потому что при дворе уже поползли слухи, что герцог морит свою супругу голодом. Шарль воспользовался присутствием Олимпии и пришел ко мне, не догадываясь, что я на это и рассчитывала.
При сестре я повторила все свои обвинения, снова рыдала и обещала умереть вскоре. Страстно жалела о «выкидыше», просила Олимпию забрать детей к себе, потому что без матери их ждет ужасное будущее из-за склонности герцога к служанкам-шлюхам.
– Каким шлюхам? – обомлел Шарль.
Я сделала круглые глаза:
– Вы не знали, что в Тонкедеке Милена переспала со всеми конюхами и охранниками?
Я была не очень далека от истины, не со всеми, но с теми, кто не отказался от такой чести, точно.
– Представляете, сестра, если вот такая женщина, с которой мой супруг советуется по всякому поводу, будет воспитывать моих девочек? Мне непозволительно общаться даже со слугами-мужчинами, зато за моими дочерьми будет присматривать та, что доступна любому на конюшне.
Я снова залилась слезами, прекрасно зная, что возразить супругу нечего. Вряд ли Шарль намеревался поручить воспитание детей Милене, для этого она не годилась совсем, поскольку сама никакого образования не имела и едва ли могла чему-то поучить девочек, но мне было нужно добиться согласия супруга на передачу детей Олимпии.
– Я слишком слаба, чтобы могла сама заботиться о своих детях, а вскоре и вообще не смогу этого делать. Прошу вас взять эту обязанность на себя, дядюшка с небес одобрит такой поступок и будет вам помогать.
Я умоляла Олимпию, не обращая внимания на присутствующего мужа, словно его не существовало. Он сам переступал с ноги на ногу, не зная, что делать, как возражать, да и что тут можно возразить? Речь о том, чтобы открыть ему дорогу в спальню, не шла вообще, о нашей с ним дальнейшей жизни тоже, я твердила одно:
– Олимпия, позаботьтесь о моих детях!
Ей просто пришлось поклясться, что девочки и маленький Поль будут немедленно перевезены в ее отель, что за ними будет надлежащий присмотр, что мадам Жанна будет воспитательницей всех четверых и сама подберет помощниц из числа слуг Олимпии… Я многое вытребовала, а потом попросту сделала вид, что обессилена долгими разговорами. Сестра тоже была рада вернуться домой, принимая на себя обязательства по воспитанию моих малышей, Олимпия вовсе не обременяла ни себя, ни свою совесть, ей не пришлось бы заниматься малышами, они просто переехали к тете вместе с мадам Жанной.
И все же это не было выходом из положения. Арман, ну где же Арман?! Что мне делать, отказать супругу в посещении спальни совсем? С Шарлем это немыслимо. Развестись? Но тогда он обязательно заберет детей.
Женщинами в XVII веке восхищались, приравнивали к богиням, возносили до небес, но насколько же бесправными и беспомощными были эти богини. Супруг, имеющий любовницу и регулярно посещающий проституток, не считался распутным. Но женщина, посмевшая вести себя вольно, немедленно подвергалась осуждению. Вернее, если она осмеливалась себя так вести изредка. Придворные дамы, наставляющие мужьям рога регулярно, не осуждались. Общество не замечало свободы их действий. Удивительно, но чтобы распутной не слыть, надо было таковой быть.
Я не желала быть распутной, какие бы романы мне ни приписывали, все прекрасно понимали, что дальше кокетства дело не шло, к тому же я то в разъездах с мужем, то в положении и рожала детей, похожих на него как две капли воды. Именно поэтому я распутной слыла. Если не распутной, то особой легкого поведения.
Это было тем удивительней, что моя сестрица Олимпия меняла любовников не реже бальных нарядов, сделала несколько попыток еще раз соблазнить короля и стать его официальной фавориткой, «невинная» Лавальер родила Людовику троих детей и ушла в монастырь после того, как король прилюдно объявил о ее отставке, вернее, замене на Атенаис, ставшую герцогиней де Монтеспан. Изменяла мужу Генриетта, изменял жене Месье, не изменяла разве только королева, терпеливо носившая ветвистые рога и делавшая вид, что это нормально.
Неожиданный выход предложил мой брат Филипп. Навестив меня, он посоветовал … сбежать от мужа!
– Филипп, куда?!
Брат внимательно посмотрел на меня и покачал головой:
– Гортензия, ты можешь обмануть своего Шарля, обмануть Олимпию, но не меня. Ты не от него родила своих детей. Не знаю, почему они похожи на герцога, как говорят, но не от него. Я никому ничего не расскажу, жить с таким идиотом не каждая выдержит. Беги к тому, от кого рожала. А потом будешь думать, что делать с детьми.
– Но Шарль не даст развод.
– Беги к Марии, пусть поможет встретиться с нужными людьми в Риме. Умоли там разрешить развод и отдать детей.
В его словах был резон, но мне совсем не хотелось прибегать к помощи Мари, как бы я ни была зла на Армана, исчезнувшего так не вовремя, слова его не забыла. Едва ли что-то сдвинулось бы с места, не скажи Филипп еще одну фразу:
– Все совершают ошибки. Вон наш герцог де Меркер не знает, что ему выбрать – любовь или все же кардинальскую шапку.
– Что значит «любовь»?
Филипп рассказал, что у герцога любовница, говорят, красотка. Кстати, теперь он Вандом, поскольку его отец герцог Цезарь де Вандом умер.
Меня мало интересовали титулы Луи и куда больше его семейное положение. Герцог проснулся и завел любовницу? Заглянув в свою душу, я признала, что и сам Луи меня интересовал мало, но он мог помочь. Если Людовику де Меркеру готовы дать кардинальский сан, значит, вес имеет, он может помочь развестись и отобрать детей.
«Мой» Луи обязательно поможет!
Я согласилась принять помощь брата и сбежать.
– Как ты поедешь в Италию?
– Сначала в Экс. – Я не стала скрывать, что попрошу о помощи Людовика де Меркера, все же он родственник.
Филипп покачал головой:
– Только время потеряешь, не в его интересах портить отношения с королем и папой ради тебя.
– Я буду воспитывать племянников вместе со своими малышами.
– Воспитывать племянников со своими малышами? Ты хоть представляешь, сколько им лет? Взрослые мальчики, младшему девять лет.
Теперь я ничего не боюсь
В Экс я, конечно, все равно поехала.
Филипп помог мне выбраться из дома, не привлекая внимания, только с верной Люсиндой. Денег на дорогу дал, кучу наставлений. Что он еще мог? Ничего.
Еще не доехав до Немура, я пожалела, что покинула Париж, оставив малышей. Но ни взять их с собой, ни вернуться уже не могла. Муж, несомненно, сделал бы все, чтобы лишить меня возможности жить нормально после побега. Оставалось только поспешить в Экс, чтобы умолить Луи помочь. Где-то глубоко в сердце затеплилась надежда вернуть былое…