Филумана - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Шатилов cтр.№ 17

Алевтина с Георгом разговаривали, но слов я услышать не могла, я ощущала образный, эмоциональный подтекст произносимого. И этим выгодно отличалась от собеседницы господина лыцара. Она горечи подтекста как раз не улавливала, слышала только спокойную речь своего возлюбленного, не понимая, что же на самом деле творится в его голове. И была счастлива.

Потом – не очень. Потому что в головах обоих одновременно возник мой образ. Мой и Филуманы.

По-видимому, Георг ласково (а душа-то клокотала!) интересовался: откуда у новоявленной княгини взялась Филумана?

На что от нее следовал поток образов (вероятно, соответствующих произносимым словам), простодушно иллюстрирующих всю историю неудачного покушения брошенной любовницы на невесту.

По мере того как Георг слушал, градус горечи в его чувствах почти зашкалил, но внешне это, вероятно, совсем не проявилось, потому что рассказ Алевтины был благополучно завершен, а сама она, выговорившись, почувствовала себя гораздо спокойнее, чем в начале беседы.

Георг что-то произнес. И столько ненависти к собеседнице содержалось в его мыслях при этом, что я была крайне озадачена реакцией Алевтины: та пришла в восторг! Потом восторг приобрел конкретную формулировку: «Я буду любить тебя вечно». Очевидно, это были именно те слова, которые произнесли губы Георга.

Алевтина восприняла их как райскую музыку. Я, зная подтекст, – как произнесенный приговор. И, затаив дыхание, ожидала в ужасе, что Георг убьет ее прямо сейчас. Но произошло обратное. Ненависть, соединившись с желанием убивать, приобрела в голове лыцара очертания бешеной похоти. В свою очередь чистое, незамутненное счастье Алевтины перешло в любовное томление.

И после этого всякая осмысленность в головах обоих пропала – на поверхность всплыли ощущения. Столь сильные, что я, кажется, покраснела.

Именно это показало зеркало напротив. И еще оно показало, что я, по-прежнему голая, сижу на остывающем мраморе предбанника.

Плеснув на горящее лицо чистой прохладой водички из ближайшего перламутрового тазика в виде большой раковины (а может, это и на самом деле была какая-нибудь громадная морская раковина, поставленная сюда для украшения интерьера), я начала одеваться, покряхтывая от неудобств в правом боку.

Финал моего одевания как раз совпал с финальным взрывом любовной страсти, отзвуки которой по-прежнему доносились до меня. Несмотря на подчеркнутое невнимание к ним с моей стороны.

Я попыталась целиком переключиться на мысли батюшки, который в это время на кухне пытался объяснить поварам причины своего желания лично заняться отбором блюд для ужина княгини.

Попытка удалась лишь частично: на заднем плане моего обострившегося восприятия все еще глухо погрохатывали заключительные раскаты лыцаровой любовной канонады.

Одернув изрезанное на боку и перепачканное кровью платье, я направилась обратно по темному коридору. Часть лампадок в нем успела погаснуть, и коридор выглядел неуютным. Тем более что в конце его меня ждали подданные. Одновременно и мои, и Георга. А это означает неизбежную борьбу за власть, и ставкой в ней, как ни печально, была моя жизнь.

Тронный зал встретил меня тишиной. Последующая анфилада комнат, скупо освещенных мерцанием свечей в редких подсвечниках, – тоже. За стенами теремов на мир опустилась ночь. Сквозь поблескивание больших закрытых окон угадывалось неслышное шевеление темных парковых деревьев.

Создавалось впечатление, что обо мне все внезапно забыли, и от этого становилось как-то не по себе. Слово «терема» опять стало созвучно слову «тюрьма». Отчаянно захотелось выйти отсюда – на воздух, на волю.

Прихватила подсвечник и осторожно приоткрыла стеклянную дверцу в парк. Аллеи успокаивающе поскрипывали под ногами светлым песочком. Парк был большой, я шла наугад и очень обрадовалась, услышав впереди журчание старого знакомого – фонтана. Того самого, что располагался возле калитки, разделяющей миры.

С бьющимся сердцем я повернулась туда – а вдруг пост с проделанного мною лаза уже снят и удастся сбежать обратно, домой, к маме!… Бог с ней, с княжеской властью, со слугами и парками, зато живой останусь.

Моим надеждам не суждено было сбыться. Караул был на месте, но дело даже не в карауле – при появлении княгини дюжие молодцы (уже не те, что чуть не порешили некую никому не нужную княжну при прибытии) дружно повалились на колени, и прошмыгнуть мимо них назад к маме ничего не стоило. Было б куда прошмыгивать…

Мой лаз успели заделать. Аккуратные швы на месте прорезей вернули жестяному листу, прикрывающему ход между мирами, первоначальную неприступность. Уж не знаю, как это Георгу удалось – не очень-то верилось в существование сварочного аппарата в окружающем меня дремучем средневековье, – но против фактов не попрешь! Мой лаз был намертво заварен.

Я так расстроилась, что позабыла разрешить бородатым караульным подняться с колен. Только вытерла с ресниц побежавшие было слезинки и, гордо вскинув голову, зашагала по знакомым дорожкам обратно – на бой за папино наследство.

На этот раз я не стала пробираться по узким боковым тропиночкам на женскую половину, а гордо взошла по парадным ступеням прямо в высокий, гулкий вестибюль отцовских теремов.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Но в то же время я явственно ощущала, что вокруг были люди. Стоило прикрыть глаза – и светящиеся клубки их мыслей загорались вокруг, как созвездия крохотных шаровых молний.

В одной стороне таких молний скопилось довольно много – целое озерцо огней. Я направилась туда.

Это был угрюмый в своей темной громадности внутренний двор. Чадили факелы. По углам прятались тени, колеблющиеся будто в подпитии. Многочисленная теремная челядь стояла спиной к двери, из которой я появилась, и лицом к помосту, где несколько слуг устанавливали громоздкий багрово-красный трон – почти такой, как в тронном зале, только поменьше. Явно намечалось некое мероприятие, куда организаторы меня не удосужились позвать. Что ж, тем более стоит поглядеть!

Вскоре явился и хозяин трона, как всегда весь в красном. Он был суров ликом, ничто, в том числе и мысли, не указывало на только что пережитый любовный экстаз. В его мыслях я прочла желание убивать, столь сильное, что мне стало зябко. Судя по лыцаровым мыслям, предстояла казнь. Смущало только отсутствие на помосте плахи, виселицы или еще чего-нибудь этакого.

И еще отсутствовал приговоренный. Но как только на помост понуро взошла Алевтина, я сразу поняла, ради кого все затеяно. Плечи моей несостоявшейся убийцы были понуро опушены, руки висели плетьми, двигалась она как механическая заводная кукла, и в голове была полная пустота

Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на ее мыслях, но сосредотачиваться было не на чем. Зрительный образ Алевтины резко отличался от вихрящихся разнообразными мыслями образов остальных присутствующих. Он был сродни круглому молочно-белому плафону, внутри которого стоваттной лампочкой горело одно слово: «Да!»