Филумана - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Шатилов cтр.№ 107

Все ахнули. Князь Фелинский недвусмысленно намекал на позорность разговора, затеянного Дмоховским. И у всех вдруг как глаза раскрылись: ну конечно, нельзя! Не время и не место об этом вести сейчас речь!

Но Зиновий не закончил. Подняв руку и склонив голову, он терпеливо выжидал, пока стихнет шум, поднятый его словами. И только затем продолжил: – Но об одном должен я сказать. Предложено было лишить княжения сына подлого предателя и изменника князя Лексея. Более того. Предложено было лишить его жизни лютым и позорным образом. За что же? Об этом спрошу я вас. Не за то ли, что он, сын, не пошел против отца своего? Не это ли главная вина его? – Зиновий обвел столы суровым взглядом. – Я же мыслю, что нельзя сына обвинять, если он не противился отцу! Разве почитание родителя – не главнейшая добродетель? Разве желаете вы сами, те, кто сидит здесь, чтобы ваши сыновья, решив вдруг, будто бы вы не правы в чем-то, стали вам наперекор? А? Ежели желаете этого, тогда должны осудить Якова, младшего сына рода Окинфо-вых. Но ежели дороги вам божеские и людские заповеди, гласяшие: да убоится сын отца своего! – тогда должны вы здесь и в сей же час все обвинения с Якова Окинфова снять, в принятии им княжения не препятствовать и более во все грядущие времена о его будто бы изменничестве не поминать. Никогда. Что же до рода Окинфовых… Считаю, что пятно со своего рода смыл сам князь Лексей. Смертию своею. А также тем, что не передал гривну свою на борьбу с православным делом, а умер в покаянии.

В тишине Зиновий тяжело опустился на свое место и сидел, не поднимая головы.

– Это еще все надо разузнать! – сорвался со скамьи, размахивая руками, Дмоховский.

Но его уже никто не слушал. Слово взял великий князь.

– Стыдно мне, братья, – горестно сказал он. – Стыдно, что позволил превратить тризну в непотребство. И спасибо скажу только князю Фелинскому, что указал нам всем на это. И еще скажу: негоже нам княжеские роды изводить. И без того не так уж много этих родов осталось. Вот и считаю, что князь Фелинский и в этом прав. Так ли, князья?

– Так, так! – послышалось со всех сторон.

– А значит – быть посему! – торжественно провозгласил Траханиотов. – И продолжим же нашу печальную тризну, уже не прерываясь на неуместные речи!

На том и порешили. Попытка же князя Ивана оттяпать себе еще земель окончилась провалом.

* * *

– Не пытались вы снова искать вашу Корсеку? – спросила я Зиновия на следующий день. – Пытался, – скупо ответил он. Дальше спрашивать было бессмысленно – если б нашел, она давно уже пребывала бы на его шее. Но открытая шея безгривенного князя была пуста.

Да и, наверно, нелегкое это дело – пытаться найти маленькую вешицу среди руин большого города.

– А ты не можешь помочь хорошему человеку? – поинтересовалась я у Якова, все еще пребывающего в безмысленном полузабыгьи, – Не вспомнишь, где видел в последний раз гривну князей Фелинских?

Яков дернулся, как от удара, и поднял на меня полные страдания глаза. В последний раз он видел Корсеку еще на шее Константина, и напоминание об этом обожгло его новым потоком покаянных мыслей. Не знаю уж, каялся ли отец Якова перед смертью так, как об этом говорил Зиновий на тризне, но сын князя Лексея, по-моему, успел раскаяться не только за себя, но и за весь свой род.

– Кстати, а свою княжескую гривну ты почему не надеваешь? – продолжала допытываться я, и без того зная ответы. Но мне хотелось хоть как-то расшевелить Якова. Ну сколько в самом деле можно желать собственной смерти? Пора бы заняться и чем-нибудь полезным!

– Я обманул сына князя Константина, – после продолжительного молчания неожиданно сообщил Яков.

Я не сразу сообразила, о чем это он. Ах да, минут пять назад я пыталась втолковать ему, что Зиновию была бы небезынтересна информация о последнем местопребывании Кор-секи!

– Не видел я казни, – горестно признался последний из Окинфовых, продолжая неподвижно лежать на лавке, – Как только вывели князя Константина – босиком, в простой рваной рубахе, избитого, – я испугался и сразу ушел. Я вообще– трус.

– Но не всегда же ты был таким трусом? – возразила я. – Князь Михаил рассказывал, что, когда вы с братьями и отцом гостили в Киршаге, ты в очень смелые проделки пускался.

Даже отчаянные. Переплыл, например, на спор в штормовую погоду какую-то бухточку на совсем маленькой лодке.

– Нашу гривну не надеваю? – спросил Яков медленно, как будто только что услышал мой вопрос, про который я уже и сама успела забыть. – Платею? Но надеть ее – это значит княжить. А какой из меня князь?.. Юрий – это был бы князь. Или хоть Иван. А меня даже волхвам не показывали, когда на княжение гадали. Не примет она меня. Придушит.

– Да почему ж обязательно придушит? Вот Михаил тоже младшим сыном был, а его же Витвина приняла!

– На лодке в шторм – это нехитрое дело… – задумчиво перебил меня Яков.

Вот и поговори с ним, когда ответ получаешь через пять минут после вопроса!

– Чего бояться плыть, если все равно умирать, – продолжал гнуть свою линию последний из Окинфовых. – За себя я никогда не боялся. Я трус, когда других людей касается. Даже голутвенных. Даже антов. Надо закричать на него, а я боюсь. Плеткой приложить – тем более страшусь… А так жить нельзя. И княжить – тем более нельзя. Так только разоришь свое княжество… А за себя?.. Разве ж может быть за себя страшно, когда смерть – вот она, всегда рядом. Сейчас ты есть, а все равно как и нет тебя. Потому что завтра все равно тебя не будет – век человеческий столь краткосрочен…

– Ну, раз не боишься за себя, так встань, пойди, помоги Зиновию! Полазай в пепле, в развалинах, поищи его гривну. Раз ты такой бесстрашный!

– Вы – добрая. Потому мне про Витвину Михаила и напоминаете, – как ни в чем не бывало сообщил Яков. – Но я – то знаю, что Михаил – это одно. А я – совсем другое. Я княжить все равно не смогу.

– Но ведь ты и не пробовал. Когда княжишь, не обязательно ведь кричать и плеткой махать. Мне кажется, что главное все-таки любить своих людей, думать о них, тогда, глядишь…

– А и правда, встану вот и пойду по пепелищу. Может, провалюсь куда-нибудь. Да и сгорю там. Или задохнусь. Все лучше, чем вам с Михаилом досаждать…

– Опять глупость надумал! Ничего ты нам не досаждаешь. Мне, например, ты даже нравишься. Тем, что ты других обидеть боишься, и тем, что бесстрашный от глупости своей. Даже ворчание твое про смерть нравится – так после этого жить хочется! Тебе назло!

– И как я сам до этого не додумался? – внимательно выслушав меня, проговорил Яков. – Я ведь не пробовал ее надевать. А надо попробовать. Вдруг Платея меня все-таки придушит? Тогда все и прекратится!

Он решительно поднялся, но, сделав шаг в направлении лавки, где на чистой салфетке лежала его родовая гривна, покачнулся и чуть не упал.

Я вскочила, поддержала его за руку. Он с удивлением воззрился на мои пальцы на своем предплечье, но потом пожал плечами – а не все ли равно? Какая разница? Все равно после смерти ничего уже не будет иметь значения!