Занавес молчания - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Быстров cтр.№ 18

Она пила чай, болтала о пустяках. Григорьев снисходительно внимал, а она искала мостик к тому, ради чего пришла.

Не придумав шпионского хода, она просто спросила:

– Владимир Николаевич, а вы помните Радецкого? Писателя, который у вас публиковался?

Редактор отчего-то помрачнел и кивнул.

– Как не помнить. Рассказ «Рыцари подземелья».

– Он у вас есть? Можно мне взглянуть?

– Есть, есть. – Губарев забрался на невысокую стремянку и принялся раскапывать на верхней полке томик альманаха. – А почему это ты вспомнила о Радецком?

– Я о нем передачу делала, а недавно он позвонил. По-моему, подбивает клинья. А что? Хороший писатель. Книгу его я читала, а рассказ – нет.

Григорьев окинул Нику со своей высоты странным отсутствующим взглядом и продолжил поиски. Найдя томик в мягкой обложке, он спустился и подал его Нике.

– Там, в конце.

– Я быстренько пролистаю…

Ника заглянула на страничку содержания, открыла альманах на рассказе Радецкого и принялась читать. Ей было достаточно полутора абзацев, чтобы убедиться – рассказ «Рыцари подземелья» не имеет ничего общего ни с романом «Кто-то в долине», ни со скучным и претенциозным бредом из компьютера Максима. Она захлопнула книжку:

– Ладно. Владимир Николаевич, вы мне скажите – хороший рассказ?

– Отличный. Только вот…

– Что?

– Не знаю, стоит ли тебе и говорить… Доказательств нет…

– Каких доказательств? Нет уж, Владимир Нико­лаевич, сказали «А», извольте сказать и «Б».

С тяжелым вздохом Григорьев долил в стакан кипяток из электрочайника.

– Месяца через три после публикации пришла ко мне одна женщина… Она утверждала, что «Рыцарей подземелья» написал вовсе не Радецкий, а его школьный друг, ее сын. Парень погиб в армии… Она сказала, что рассказ был написан на компьютере, файл не сохранился и подтвердить свои слова она ничем не может. Она понятия не имеет, как попал к Радецкому текст рассказа.

Ника моргнула несколько раз подряд:

– Ага. И что вы предприняли?

– А что я мог предпринять? На нет и суда нет. Но вот когда вышла книга «Кто-то в долине», я сравнил оба текста.

– И ваш вывод?

– Они написаны не одним и тем же человеком.

– А значит…

– Значит, либо Радецкий не писал рассказа «Рыцари подземелья», либо он не писал романа «Кто-то в долине».

– Есть еще третья возможность, – заметила Ника. – Он не писал ни того, ни другого.

– Если так, хотел бы я знать, как это у него получается…

– Я тоже.

Редактор сощурился, проницательно посмотрел на Нику.

– Ты затеяла расследование плагиаторской деятельности Радецкого… и потому пришла ко мне?

– Нет.

– Ой ли?

– Да нет, нет. – Ника махнула рукой. – Какое там расследование. Я правду вам сказала, он клинья под­бивал. И мне случайно попались на глаза файлы с его новыми работами…

– И что в них?

– Эпигонская графомания с вкраплениями плагиата. Это, наверное, и есть его собственное творчество.

– М-да… Если он и это у кого-нибудь не уворовал.

– Это?! Ну, знаете…

– Всякое бывает, – засмеялся Григорьев. – И как же ты теперь поступишь?

– Никак. Заниматься какими-то расследованиями и поисками доказательств нет ни времени, ни желания, да и наплевать мне на него. Впрочем…

– Что?

В запасе у Ники оставались три непроясненных имени из списка – когда, как не сейчас, воспользоваться моментом и проверить одно из них, любое?

– Он часто упоминал некого Растригина, и вот я подумала – не связан ли тот…

– Растригина? Знал я одного Сергея Растригина, коллекционера живописи. Он умер в прошлом году. Был еще Леонид Растригин, философ, эмигрант…

– Того, кажется, зовут Николай, – обронила Ника. – Николай… Васильевич, да.

– Николай Васильевич… Подождите, подожди… Где я мог… А, вспомнил! Рассказывал мне о таком Свиридов, наш генеральный. Растригин – искусствовед, ему лет тридцать… Возраст тут имеет значение, потому что парень звезд с неба не хватал, и вот поди ж ты – проводит сенсационные научные изыскания, находит рукописи Мусоргского, считавшиеся утраченными навсегда, делает блестящую карьеру. Думаешь, он и есть друг Радецкого? И как-то помогает ему в… литературных фокусах?

– Не знаю. Может быть, мы с вами ошибаемся.

– В чем?

– Вдруг Радецкий – гений и умеет писать свои вещи так, что одна совершенно не похожа на другую? Ваша посетительница могла видеть в компьютере сына именно рассказ Радецкого. А графомания, которую видела я, – фрагменты будущего произведения, как бы прямая речь. Допустим, он сочиняет роман от имени плохого писателя и вдобавок плагиатора… Я однажды снимала передачу, мы там с героиней коснулись такой темы: хорошая актриса играет роль плохой актрисы, пытающейся выдать себя за хорошую актрису… Почему бы Радецкому не прибегнуть к такому литературному приему? Правда, там два романа, но почему бы…

– Ника, ты сама в это не веришь.

– Дело не в том, во что я верю, Владимир Нико­лаевич. Как говорил Нильс Бор, подкова приносит счастье независимо от того, веришь ты в это или нет…

– Или не приносит.

– Да, к сожалению. И тоже независимо от веры или неверия.

От Григорьева Ника еще могла бы вернуться на работу, доделать кое-что по будущей передаче, но она предпочла поехать домой. Работа, передача, телевизнойная суета – все это как-то вдруг и сразу отодвинулось на задний план, утратило значение и смысл. Не позвонить ли знакомому врачу, выпросить оправдательный документ о фальшивой болезни? Нет, зачем… Ника работает в частной телекомпании, формальные оправдания ей не нужны, достаточно позвонить Щербакову и попросить краткосрочный отпуск. Он, вероятно, удивится – так не бывает, чтобы заряженные на успех сотрудники отлынивали от работы, обычно наоборот, фонтанируют, и ни отбоя, ни покоя, поубавить бы им активности… Но если просто сослаться на переутомление, пару недель даст. А для чего? Чем, собственно, Ника намерена заняться в эту пару недель?

Капли унылого дождя покатились по оконному стеклу. Дождь напомнил о зонте, забытом тем вечером у Кедрова (вон он, зонт, на полке в прихожей), отсюда потянулась цепочка ассоциаций и воспоминаний… Их недолгий роман… Утром она звонила в больницу. Состояние Бориса – без изменений.

Вполголоса бормотал телевизор. Ника жевала бутерброд, прихлебывала чай. Когда она в очередной раз вяло подносила стакан ко рту, рука ее дрогнула, и чай выплеснулся на колени.