Адское пламя - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Прашкевич cтр.№ 25

Г.Н. Голубев (15.X.88): «…И в те годы, и сейчас критики порой упрекают нас за то, что мы слишком увлекались фантастикой научно-технической. В этом есть, конечно, правда, но и были тому основательные причины. Немалую роль, как мне кажется, сыграло то, что многие из зачинателей научной фантастики тех лет были учеными или изобретателями, как Вадим Охотников, кандидатами физико-математических наук А. Днепров и Е. Парнов, физиком М. Емцов, этнографом Р. Подольный, пулковским астрономом Б. Стругацкий, инженерами Л. Теплов и Г. Альтов. Именно поэтому, скажем, А. Днепров любил писать новеллы, в основу которых была положена какая-нибудь научная идея, доведенная до парадоксальности, не слишком занимаясь глубокой разработкой характеров.

Но самой главной причиной увлечения многих чрезмерной научностью был, мне кажется, наш общий оптимизм тех первых послевоенных лет – вера в то, что именно научно-технический прогресс быстро приведет не только нашу страну, но и все человечество к счастью. Увы, эти надежды стали вскоре тускнеть, но для развития фантастики это было полезным: она стала глубже, умнее, разнообразнее. А что касается вздорной идейки Немцова насчет деления фантастики на литературу «ближнего» и «дальнего» прицела, то среди нас, молодых, она сама, и дискуссии на эту тему на страницах «Литературки» вызывали только насмешки. Мы уже прекрасно понимали, что каждый имеет право писать о том, что его интересует и книги наши должны как можно больше отличаться друг от друга и по темам, поднимаемым проблемам, и по сюжетам».

Очень просто объяснял свое обращение к фантастике крупный ученый-палеонтолог И.А. Ефремов (В. Бугров, «В поисках завтрашнего дня», 1981), которого никак уж не отнесешь к «фантастам ближнего прицела»:

«…Причиной тому (обращения к фантастике, – Г.П.) послужили два обстоятельства.

Прежде всего, неудовлетворенность системой доказательств, которыми может оперировать ученый. Планы и замыслы ученого необычайно широки, а исполняются они, я думаю, в лучшем случае процентов на тридцать. Вот и получается: с одной стороны – всевозможные придумки, фантазии, гипотезы, обуревающие ученого, а с другой – бессилие добыть для них строго научные доказательства. Добыть на данном этапе, при жизни. И ясное осознание этого бессилия. А в форме фантастического рассказа я – хозяин. Никто не спросит – где вычисления, где опыты? Что взвешено, измерено?

А второе обстоятельство – неудовлетворенность окружающим миром. Она, замечу, свойственна каждому человеку, полностью могут быть довольны лишь животные, да и то не всегда. Писатель, как и ученый, мечтает о лучшем, о гораздо лучшем. Но тяжелый воз истории катится своим темпом к далеким горизонтам, и темпы эти не упрекнешь в излишней поспешности».

Но, кажется мне, что прав и Аркадий Натанович Стругацкий, удивлявшийся в свое время дотошности научных выкладок Георгия Иосифовича Гуревича: «Зачем вы тратите усилия на научные рассуждения? Все равно они спорны и вызывают излишние возражения. Пусть ваши герои садятся на некий аппарат и начинают действовать».

Л.Д. Платов (23.XII.57): «…Нашим лучшим ныне пишущим советским фантастом является Ефремов. Он ученый с очень широким научным кругозором и, кроме того, прожил яркую, богатую приключениями жизнь: был и моряком, и начальником экспедиции. Он свободно берет любую научно-фантастическую тему, потому что у него хорошо организованное научное мышление. Между прочим, так говорил о себе Уэллс: «У меня хорошо организованный мозг». Уэллс был по образованию биологом, даже написал научную работу. Не случайно так хорошо получился у него «Человек-невидимка». Я могу тебе назвать еще одного советского фантаста, с которым я был знаком: Обручева Владимира Афанасьевича (в «Архипелаге исчезающих островов» – это Афанасьев). Характерно, что Обручев, академик, написавший более 250 научных трудов, очень свободно обращался с наукой. Понимаешь ли: он мог себе это позволить! В основу «Плутонии» (кстати, написанной, по его словам, в пику Жюлю Верну, который напутал по части геологии в своем романе «Путешествие к центру Земли») положена одна заведомо ошибочная гипотеза столетней давности…

Когда я советовался в 1938 году по поводу своей повести «Дорога циклонов» с Героем Советского Союза Евгением Федоровым, только что вернувшимся с полюса, меня тоже поразило, как легко он находит решением тем «научно-фантастическим» трудностям, с которыми я обратился к нему. Он чувствовал себя запросто в мире научных фактов – вот что важно! Еще 20–30 лет назад можно было по-дилетантски подходить к научной фантастике, искупая отсутствие твердых знаний богатством выдумки и т. д. Сейчас, сам понимаешь, этого нельзя. Ты можешь быть биологом, а написать об астрономии, это не исключено. Но научное мышление у тебя будет уже выработано, найден метод обработки материала. А затем уж идут фантазия, образный яркий язык, умение представлять характеры людей в сложных жизненных ситуациях, и т. д. Мой совет тебе: живи с широко раскрытыми глазами и ушами, обдумывай жизнь, присматривайся к людям (к людям, а не к проблемам – это относится и к научной фантастике), в центре задуманного произведения поставь человека: ученого, борца, открывателя, новатора. И пиши каждый день – для тренировки. Задача современной советской научной фантастики, по-моему, приобщить широкого читателя к миру науки, научить дальше видеть, заглядывать вперед».

Н.Н. Плавильщиков (5.X.58): «…Возьмите в библиотеке журнал «Звезда» за 1958 год, сентябрьский номер. В нем статья Л. Успенского «Приключения языка»: автор изругал на чем свет стоит И. Ефремова за его «Туманность Андромеды» (написано по напечатанному в «Технике-молодежи», отдельной книгой этот роман еще не вышел). Действительно, много всякого «понасажал» Ефремов, но вам советую прочитать не ради того, чтобы узнать, как изругали Ефремова: прочитайте внимательно и сделайте надлежащие оргвыводы, как принято говорить, Статья не учит, как нужно писать, в ней лишь рассказано кое о чем из того, чего нельзя делать. А помимо того, это статья вообще о языке научно-фантастических и приключенческих рассказов и романов, а, значит, уже по одному этому вам надо с ней познакомиться».

Л.Д. Платов (25.I.58): «…Ты пиши, имея перед собой Ефремова, А. Толстого, Уэллса, Стивенсона. У них и учись. Плохому не научат».

«Что может быть общего между автором бессмертного «Робинзона Крузо» – англичанином Даниэлем Дефо и великим фантастом Иваном Ефремовым?» – задавалась в свое время вопросом известная газета «Аргументы и факты». И отвечала: – «Первый создал английскую разведку, а второй, возможно, был ее сотрудником».

И далее: «Как нам стало известно из компетентных источников, действительно, в 70-е гг. в стенах КГБ проводилась тщательная проработка версии о возможной причастности И. Ефремова к нелегальной резидентатуре английской разведки в СССР. И что самое удивительное, окончательная точка так и не была поставлена – действительно ли великий фантаст и ученый Иван Ефремов – Майкл Э. – сын английского лесопромышленника, жившего до 1917 года в России?

Основанием для многолетней работы по проверке шпионской версии послужила внезапная смерть Ивана Ефремова через час после получения странного письма из-за границы. Были основания предполагать, что письмо было обработано специальными средствами, под воздействием которых наступает смертельный исход».