Произвол судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Данилов cтр.№ 28

Перспектива провалиться в трясину меня нисколько не радовала. И тут в голову мне пришла одна идея. Я вытянул ногу из болотной грязи, аккуратно вылез на ближайшую кочку около чахлого деревца, проделав невообразимое сальто, вскочил верхом на оторопевшую кикимору, прямо как на коня, и изо всех сил вцепился в запутанные, пахнущие плесенью зеленые лохмы.

— Ой, — пискнула кикимора, — ты чего это?

— Поехали, лягушатина, мне к Русалочьему озеру надо.

— Пусти шею, злодей, больно!

— Сейчас еще больнее будет, — пообещал я таким тоном, каким наш палач обычно разговаривает со своими жертвами во время пыток.

— Не могу я к Русалочьему, меня русалки защекочут, — заныла кикимора.

— Ладно, вези на край болота. И без фокусов, а то шею сверну.

Кикимора шмыгнула носом и зашлепала через болото.

Я сидел на плавно поднимающейся и опускающейся грязной спине кикиморы, поскрипывал зубами от ставшей совершенно невыносимой головной боли и думал об этом странном создании. Откуда она могла взяться? С виду — жуткое чудовище, а говорит как нормальный человек, даже без акцента. Ни разу не встречал монстра с такими способностями к языкам. И чем больше я думал об этой кикиморе, тем сильнее мне казалось, что я о ней уже слышал, причем не от суеверных солдат и не от Болтуна, а не иначе как от Роксанда.

Дело было лет пять назад. Меня серьезно ранило, и мой друг Энди несколько часов зашивал рану тонкими жилами какого-то животного, ругая меня всеми плохими словами, какие только слышал от охотников Западного оплота, и ворча, что, мол, чтобы лечить такого бестолкового парня, как я, нужен не только колдун, а еще и белошвейка — сшивать меня из тех кусочков, на которые меня рано или поздно изрубят орки. А мне было невероятно весело, потому что Энди напоил меня каким-то отваром, от которого боль почти не чувствовалась, зато хотелось смеяться от каждого его слова. И еще хотелось встать, попрыгать на постели или, еще лучше, побежать, найти того недобитого орка, который посмел меня ранить, и спустить с него шкуру живьем. Я был просто уверен, что у меня это получится. Но Энди почему-то моей уверенности не разделял. Он заставил меня выпить еще какой-то дряни, от которой я должен был заснуть, и сказал, что я не умру, только если буду лежать в постели несколько дней. Потом Энди ушел. Он, как всегда, боялся, что черный колдун его убьет, если узнает, что вместо изучения черной магии он занимается целительством. Я тут же воспользовался случаем, чтобы встать с постели, схватить меч и отправиться добивать недобитого орка, но тут вмешался Роксанд. Насильно уложить меня в постель он не мог, а объяснить мне, что бегать с только что зашитой раной не стоит, было практически невозможно. Единственное, что можно было услышать от меня в ответ на любые аргументы, было что-то вроде: «Если умру, значит, туда мне и дорога!» Но Роксанд все-таки добился своего, пообещав мне рассказать несколько историй, которые я так и не узнаю, если умру раньше времени. На самом деле история понадобилась всего одна, потому что потом отвар, которым напоил меня Энди, все-таки вогнал меня в сон.

— Мой сын Риалон, — начал Роксанд, — был гадким мальчишкой, совершенно не признававшим отцовскую волю. Он был таким с самого рождения и не изменился до самой моей смерти. Не знаю, каким он стал королем, но принцем был просто невыносимым. Но один из его необдуманных поступков, грозивший позором всему роду фаргордских королей, я все-таки сумел предотвратить, не без помощи черного колдуна, конечно. Когда Риалону исполнилось шестнадцать, его угораздило влюбиться в безродную девицу…

— А, история про любовь, — зевнул я. — Это же невыносимо скучно! Может, я лучше пойду? — Правда, попытку уйти я предпринял довольно вялую. Снотворное начинало действовать, и никуда идти не хотелось. К тому же Роксанд меня успокоил:

— Не бойся, любовные истории от меня ты услышишь еще не скоро, подрасти сначала. А в этой истории больше магии, чем любви. Девица, которую полюбил Риалон, была болотной ведьмой. Есть такие ведьмы, которые селятся на болотах и используют в своей магии болотные растения и еще что-то, что можно найти только там. Я был на войне, когда мне сообщили, что мой сын хочет жениться. Представляешь, был бы ты у нас потомком болотной ведьмы! — Роксанд хихикнул над собственной шуточкой и продолжил: — Я не знал, что делать. С войны приехать, чтобы предотвратить это безобразие, я бы не успел, да и не послушал бы меня непокорный сын. И я приказал черному колдуну избавиться от ведьмы любыми средствами. Колдун в то время был ненамного старше тебя, ведь посвящение У черных колдунов происходит примерно в тринадцать лет, а Никирималан, да, именно так звучало имя, которое сейчас мало кто помнит, получил свой посох года за два до того. Славно подшутил юный колдун над Риалоном — он заколдовал болотную ведьму, превратил ее в такое страшилище, что смотреть противно было. А ведь раньше красавица была каких мало. Но не навечно заколдовал беднягу, а наложил заклятие, что ходить ей в этом облике ужасном до тех пор, пока принц ее не узнает да по имени не назовет.

— А как ее звали? — уже совсем сквозь сон спросил я.

— Ронета, кажется, — ответил Роксанд и стал рассказывать, что предпринял Риалон, чтобы найти свою невесту, но я уже заснул и так и не узнал продолжения этой истории.

На краю болота я соскочил на землю и потрепал кикимору по шее, как лошадь.

— Спасибо, лапушка! Если надумаешь подвезти меня в обратную сторону, жду тебя на этом месте на рассвете.

— Только попадись мне еще раз, паршивец, — погрозила кикимора зеленым кулаком. Она хотела сказать, что со мной сделает в следующий раз, но, видно, не смогла придумать, засопела и поскакала в глубь болота.

И тут в мою больную голову пришла очередная бредовая идея.

— Эй, Ронета! — крикнул я вдогонку кикиморе. — А я тебя узнал!

Я был совсем не уверен, что кикимора и есть Ронета, да и вообще предполагал, что заклятие мог снять только Риалон, а не всякий принц, к тому же я не узнал Ронету, а просто догадался, но тем не менее кикимора внезапно начала преображаться. Сначала она как-то съежилась и стала совсем маленькой, потом грязная зеленоватая шерсть начала клочками опадать, и в нескольких шагах от меня оказалась отвратительного вида голая грязная старуха, стоящая на четвереньках.

— Риалон! — взвизгнула она и бросилась ко мне.

Я отскочил на почтительное расстояние и испуганно заорал:

— Никакой я не Риалон, я Рикланд! Твой Риалон умер почти сто лет назад! — Я проклинал себя за безрассудство. И зачем мне приспичило расколдовывать кикимору? Жила бы себе в болоте, горя не знала. А что мне теперь с этой старухой делать?

Но бывшая кикимора, видно, сама могла о себе позаботиться. Она только спросила:

— А черный колдун Никирималан жив? — и, получив утвердительный ответ, пробормотала какое-то заклинание, выкрикнула: «Он за это заплатит!» и исчезла.

Когда я подошел к Русалочьей поляне, веселье было в самом разгаре. На залитой лунным светом, усыпанной цветами поляне танцевали русалки. Их было, наверно, больше двадцати, а из одежды на них имелись только водяные лилии в волосах. Танец завораживал. Мне даже начала слышаться прекрасная музыка, хотя на самом деле никакой музыки не было, лишь изредка раздавался серебристый звонкий смех или тихие голоса. Старой русалки нигде не было видно. Я начал опасаться, что она просто пошутила, когда приглашала меня посмотреть на русалочьи танцы. Честно говоря, я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь рассказывал о чем-то подобном. Даже в казармах у наемников, которые всегда были не прочь поведать друзьям о своих любовных похождениях, о русалках если и заговаривали, то лишь чтобы напомнить лишний раз, что появляться ночью у их озера не стоит, — живым ни за что не уйти. А Солнышко из «Сломанного меча» рассказала как-то историю про одного молодого лорда, который влюбился в русалку и утопился в Русалочьем озере. История была такая трогательная, что пьяные наемники, слушавшие ее вместе со мной, чуть ли не рыдали над своими кружками. Я же с высоты своих тогдашних двенадцати лет презрительно заявил, что для самоубийства глупый лорд мог бы найти причину подостойнее, чем баба с рыбьим хвостом вместо задницы. Меня тогда обругали, сказав, что соплякам, которые ничего не понимают в любви, надо сидеть и помалкивать, прикусив язык.