Урман - читать онлайн книгу. Автор: Федор Чешко cтр.№ 17

Кудеслав не шевелясь ждал медвежьего выбора: попятиться ли, продолжить игру в смертные прятки, напасть ли сразу — на то сейчас воля людоеда.

Промедлив лишь миг, медведь все так же бесшумно отлепился от стены, выскользнул из-под нависающей кровли и без малейшего видимого усилия вскинулся на дыбы.

Да, уж куда там давешнему заморенному трехлетку! Приступи людоед вплотную, голова его оказалась бы пяди на четыре — а то и на шесть — выше головы Мечника (которого, кстати сказать, боги отнюдь не обидели ростом).

С крыши донесся сдавленный вскрик. «Наконец-то заметил…» Раздражение Кудеслава было мимолетным: Векша покуда в безопасности и слишком напуган, чтобы пытаться что-то сделать (а значит, не сможет помешать), — ну и нечего о нем помнить.

Медведь не двигался с места, только как-то чересчур суетливо для этакой грозной туши вертел головой, настороженно озираясь. Миг-другой его повернутая в сторону морда довольно отчетливо виделась на фоне бледнеющего неба, и Кудеслав успел заметить, что нос людоеда не то обрублен, не то словно бы .сплющен тяжким встречным ударом. И в медвежьих глазах, время от времени вспыхивающих краснотой, тоже мерещилась еле уловимая странность — левый казался не то тусклей, не то меньше правого. Нюха лишен, да еще кривоват — вот и вертит головой, будто птенец-недоперок… однако не хватит ли гляделками баловаться?!

Кудеслав внезапно почувствовал, что медведь вот-вот уйдет, так и не решившись напасть. Повадка вскинувшегося на дыбы зверя действительно была почти человечьей, понятной и предсказуемой. Людоед сознавал свою ущербность; лживое звездное сияние обманывало его так же, как и человека. Похоже, Белоконь ошибся: голод еще не настолько истерзал медвежье нутро, чтобы пересилить осторожность увечного зверя.

Уйдет…

В тот самый миг, когда эта уверенность окончательно овладела Мечником, людоед рухнул на все четыре и молчком ринулся к стоящему перед ним человеку.

Всего-то и нужно было чудищу пробежать два десятка шагов, прежде чем враг опомнится. Но и человеку нужно было успеть немногое.

Выронив рогатину, Кудеслав обеими ладонями обхватил рукоять меча и, сгорбившись, почти коснулся острием клинка земли у правой ноги.

Дальше все было точно как рассказывал волхв. За пару шагов от неподвижного врага медведь прянул в сторону. Перед глазами Мечника промелькнула отвратительная звериная морда (такого, наверное, и в похмельном сне не увидишь: вся левая половина — сплошное месиво шрамов, рубцов и наростов); смрадный выдох обжег лицо; отсвет бешеных медвежьих глаз слился в стремительную полоску багрового пламени… И Кудеслав, припав на колено, ударил клинком влево и вверх — навстречу заслонившей полмира стремительной когтистой лапе.

Отдавшийся свирепой вспышкой боли в запястьях удар был так силен, что едва не вышиб меч из Кудеславовых рук. По лицу хлестнули горячие соленые брызги; уши вымучил пронзительный вой; тяжкий толчок в плечо сшиб Мечника на спину…

Перекатиться, вскочить, вновь вскинуть клинок — дело одного мига.

Но рубить уже было некого.

Рыдая совершенно по-человечьи, людоед убегал — на задних лапах, снова-таки как человек. От его передней правой осталась лишь короткая, хлещущая кровью культя; остальное валялось у Кудеславовых ног — оно-то, верно, и сбило пытавшегося подняться с колена Мечника. Силен же был людоедов наскок, если даже срубленная лапа ударила с этакой силой. Спасибо мечу, не выдал. Не переруби клинок кости, увязни в ней, так и дух бы вон из его хозяина.

Утирая рукавом окровавленное лицо, Кудеслав глядел вслед медведю. Тот словно бы вовсе ослеп от боли. Видно было, как людоед напоролся на огорожу, проломил ее и упал. Выпутавшись из жердяных обломков, он попробовал было скакать на трех, но увечная передняя левая, похоже, худо служила ему — медведь снова взбросился на дыбы.

Все-таки с потерей лапы чудище не утратило остатки соображения.

Людоед не стал забиваться в чащу: понимал, что, ломясь на двух сквозь кусты, шуму не оберешься, да сам же себя издерешь о ветви и сучья. Чудище бросилось вниз по лощине — и лес там куда реже, чем на склонах, и под гору легче бежать. Но лощина-то упирается в ручей с крутыми обрывистыми берегами! А на ближнем берегу ручья — Родовое святилище…

Похоже, людоед бежит прямиком в ловушку, откуда ему будет лишь один выход — назад. Или это боги ведут его к Светловидову месту, давая Мечнику знать, какую жертву следует принести за ниспосланную удачу?

Вломись раненый медведь в густую чащобу, Кудеслав не решился бы кидаться вдогонку до полного света. А так… Медведи живучи. Рана-то страшна, но, судя по шрамам, людоеду уже довелось пережить почти столь же страшную. Да, у него теперь лишь одна передняя лапа — и та увечная; но вон ведь как ловок на задних-то… В любом случае его легче добить, пока он не опомнился. А добить нужно. Хоть и невелика возможность, что оклемается он, выживет, а все же такая возможность есть.

Ни один опытный медвежатник не поверил бы в то, будто шатун способен оправиться после этакой раны. Любой охотник выждал бы с преследованием, давая зверю ослабеть от потери крови (ведь по нынешней поре в лесу не бывает случайных людей, на которых могло бы наскочить разъяренное чудище).

Но Кудеслав был плохим охотником — он был воином; а людоед вел себя настолько по-человечьи… И Мечник бессознательно поступил так, будто его враг впрямь человек, способный, затаившись, перевязать рану, успокоиться и вновь стать опасным или успеть добраться к своим, которые помогут и отправятся мстить…

Проверив, не выпал ли из-за голенища нож, Кудеслав мельком оглядел избу (что-то не видать Векши на кровле — не упал ли малец с перепугу?) и торопливо пошел вслед за медведем.

Сразу оказалось, что шагом пораненную тварь не догнать. Пришлось бегом, чуть ли не во всю прыть.

Светлело. Уже четко виделся на беленной инеем земле кровяной след, а впереди пд временам различалась мелькающая среди деревьев мохнатая темная спина.

И вдруг медвежий плач прекратился, будто бы людоеду с маху заткнули пасть. Пробежав еще с полтора десятка шагов, Кудеслав обнаружил, что след подранка круто завернул влево — на поросший кустами склон. В кустах трещало, однако куда слабее, чем можно было бы ожидать: похоже, людоед опамятовывает, вспоминает об осторожности. И крови на земле вроде бы меньше стало… Как ни страшна рана, а по морозцу кровоток может и ослабеть.

Сойдя со следа, Мечник бесшумно двинулся в обход приютившей медведя заросли. Густая, трудно-пролазная крепь оказалась на удивление небольшой. Случайно, намеренно ли, но людоед вновь повел себя как человек: лишенный обоняния, он выбрал для последнего своего убежища заросшую глодом впадину посреди довольно обширной полянки. Залег в крепком месте с хорошо просматривающимися подходами. Знать бы, что у медведюшки на уме. Только месть? Или, несмотря на тяжесть увечья, близость человеческого жилья и погоню, все-таки надеется отлежаться и уйти? Когда? Станет ждать следующего темна или еще до рассвета попробует вырваться в подлинную лесную чащу?