Урман - читать онлайн книгу. Автор: Федор Чешко cтр.№ 101

— Слушаю и дивлюсь. — Яромир уперся ладонями в колени, подался всем телом вперед (прочно лаженное крыльцо аж заскрипело). — Горазд ты, однако, истину выворачивать наизнанку в угоду своим хворостьным придумкам! Может, Звана да Чернобая на потаенную встречу с Волком тоже я заманил каким-то обманом? Или, может, не встречались они?

— Я ведь тебе уж говорил. — Кудеслав пожал плечами. — Встреча-то была, так и что с того? Кто знает, о чем там у них шли беседы? С тобою Волк тоже беседовал, а толку? — Он нехорошо усмехнулся. — Ладно, вижу я, тебе уже скучно. Что ж, потороплюсь. Помнишь, как ты Белоконя одолевал просьбами в три дня прогнать мою хворь, чтобы я мог с общинным товаром плыть? Только не для защиты родового достояния я был тебе нужен — для другого… Удобней всего на вервеницу напасть близ когтевидного мыса, только для этого лучше, чтоб вервеница там стала на ночь. Помнишь, в запрошлом году, во время и после тогдашней свары с мордвой, ты все пытал меня: почему я одно делаю так, другое — этак? Ты тогда всю мою воинскую повадку доподлинно вызнал и нынче смог угадать наперед: ни за что я, опасаясь засады, не остановлю вервеницу для ночевки на обычном ночевочном месте. А где? Очень бы для такого годился мыс-коготь, вот только он весь зарос камышом — опять же я бы поопасался засады. И ты отрядил Кудлая с дружком его, чтоб под предлогом щенячьей глупости, к Лешему, выпалили камыш. Этак-то усмотрительно все подготовил, а я возьми да и захворай. Огорчение!

На мысе напала вроде бы мордва, а только и дурню было ясно: под мордву кто-то рядится. Кто-то, кто из страха быть узнанным прячется под мокшанскими личинами. Кто? Ты все сделал, чтоб вырвавшиеся с мыса первыми сказали: изверги, слобожане да Волковы. И сам ты это же сказал в ночь, когда я тебя через Истру уманил — к ним, к воротившимся. Ты даже вот на столечко, — Мечник вытянул вперед руку с оттопыренным мизинцем, — даже на полстолька не удивился моему появлению. Потому что заранее был к такому готов! И в ту же ночь ты мимовольно толкнул меня к догадке про ватагу бродяжих воровитых людей. Не тем толкнул, что обмолвился о возможности сговорить таких для черного дела, а тем, с какой поспешностью прикусил язык.

Кудеслав вновь запнулся, переводя дыхание. Яромир попробовал было что-то сказать — не успел.

— Только на нас нападали не лишь воровитые с гиблой старицы. Были меж них и твои здешние поплечники, которых ты, верно, отправил в лес под видом одной из охотничьих ватаг. — Толпа возмущенно завыла, и Мечник повысил голос до крика: — Вот они-то, поди, громче всех и негодуют сейчас!

Подействовало.

Вой перешел в глухое ворчание. Снова попробовал заговорить Яромир, и снова Кудеслав не дал ему этой возможности:

— Терпи-терпи, уж недолго!

Может, общинный голова и не стал бы терпеть, но в толпе крикнули: «Пускай досказывает!» И снова такое крикнули. И еще раз: «Пускай!»

— Не долго я… — Мечник внезапно смолк, закусил губу, перебарывая нахлынувшую тошноту.

Он уже всерьез опасался, что попросту не успеет договорить. Голова болела невыносимо; земля под ногами то и дело страгивалась плавно да вкрадчиво, словно бы норовя раздаться, впустить в себя…

А тут еще облака… Их стало больше, и неслись они — клочковатые, рваные — едва ли не над самыми кровлями градских хижин, волоча за собой сумрачные обширные тени. Вовсе эти облака не походили на пелену из ночного обморочного видения — не походили, но почему-то вызывали острое и тревожное вспоминанье о бескрайней щели меж бурой равниной й серым косматым небом, о неторопливо убегающем горизонте…

Нужно кончать уговоры.

Даже если родовичей убедить не удастся… Похоже, все-таки не удастся. Яромир недаром такой терпеливый: позволит выговориться, а потом двумя-тремя пинками развалит все твои хитромудрые доводы. Что ж, хоть сомнения бы удалось поселить в головы слышавших. Это уже будет не мало, совсем не мало…. Только нужно успеть, успеть, успеть…

Кудеслав едва не упал, но маленький острый кулак пребольно ткнул его в спину и заставил очнуться. Векша…

…А людская запруда шумит, родовичи переговариваются, спорят…

Вокруг Шалая грудятся уже человек десять — прокопченные черные лица; лбы, перехваченные широкими лентами…

А там, где Божен, Путята и прочие, зреет какой-то особый слитный гомон, грозящий захлестнуть всю толпу…

А Белоконь по-прежнему ковыряет землю посохом, с которого, между прочим, так и не снято железное острие…

А Яромир, разглядывая Мечникове лицо, издевательски щурится…

Вот за это благодарствовать надо.

Ничто другое не помогло бы в тот миг Кудеславу столь быстро прийти в себя.

— Оно бы еще много чего рассказать можно. — Слабость отпустила Мечника, однако не сгинула — затаилась до какой-то лишь ей одной известной поры. — Да, многое. К примеру, как ты тому же Кудлаю велел задраться с мокшанами, чтоб под шумок свары твои прихвостни успели похоронить следы на когтистом мысе… Перестарался Кудлай. Рыбаков-то нужно было лишь пугнуть, да, может, одного-двух поранить — тогда и мордва нас только пугать бы стала. Не за это ли ты Кудлаеву рожу обезобразил? Или он сперва не хотел сына Чернобаева убивать?

Я ведь по Кудлайкиному синяку и дознался, что к чему. Помнишь, близ лесных ворот ты сетовал под мокшанскими стрелами, что якобы не смог доискаться этого пащенка — а то, мол, удавил бы? Запрошлой же ночью на этой вот площади ты хвалился, будто собственной рукой ему синяк наставил. А синяк-то был давний, двухденный! Значит, видел ты Кудлая теми днями, когда он пропадал в нетях? Больше того: когда я затеялся трясти из пащенка, кто ему велел жечь камыш, и когда он тебя без малого выдал, ты ему при мне же велел сгинуть из града ден на несколько (от меня подале!). А самого меня сперва Векшей отвлек, потом упокойником… Иначе зачем было меня к яме-то уводить? Сказал бы на словах, я б и поверил; и подмена бы твоя удалась…

Последние слова Кудеславу пришлось уже выкрикивать в полный голос. Шум вокруг нарастал; Мечника вдруг крепко толкнули, чья-то пятерня вцепилась было в плечо, но тут же соскользнула, и позади болезненно вскрикнул мужской голос: «Так ты кусаться, стервь рыжая?!». Но Кудеслав не успел даже оглянуться, как другой голос пробасил: «А ну не замай их! Слушать — слушай, орать — ори, а руки не распускай: повыдергаю!».

— Я еще вот что скажу, последнее! — Мечнику все же удавалось быть слышимым в нарастающем галдеже. — Мы на старице изловили двоих живьем. О мокшанском приступе и прочем они, конечно, знают не больше нас, зато о нападении на челны… Можно этих двоих хоть сей же миг здесь вот поставить, чтоб рассказали, как старейшина, которому вменено блюсти благополучие рода, научал их отбивать родовое достояние да втолковывал, скольких родовичей при этом надобно погубить…

Тот шум, что стоял на чельной площади прежде, теперь и шумом-то стыдно стало назвать. Настоящий шум затеялся при последних Мечниковых словах.

Впрочем, ненадолго.