Закон сохранения любви - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Шишкин cтр.№ 47

В начале дороги Жанна говорила не прерываясь. Она сорила словами, повторялась, кружила вокруг одного и того же. Дескать, Василь Палыч неспроста утверждал, что каждый человек живет по своей философии, что Романом никогда не двигала нажива, что он по любому раскладу тюрьмы себе не наработал, и еще какие-то другие «что», которые должны были раскрутить непроницаемого Вадима на препирательства.

— Достаточно. Не надо делать из Романа мученика, из меня — злодея, — наконец отозвался Вадим. — Да, покойный батюшка любил повторять, что каждый живет «по своей философьи». Только одному эту «философью» выбирают, другой сам ее выбирает.

Жанна притихла. Искоса, с некоторым опасением, поглядывала на Вадима. На шее у него вместо галстука повязан черный шнурок с серебряной бляшкой, пиджак тоже наособинку — как китель с расстегнутым воротом; возможно, от каких-нибудь версачей или русских зайцевых. На правой руке, на мизинце, поблескивал перстень из платины. Обручального кольца не носил — хотя женат. В невестах жена работала в кондитерской, обыкновенной продавщицей. Теперь домохозяйка, воспитывает двух дочек. В Англии. Вадим, говорят, до сих пор обожает пирожные. Пьет только виски. Занимается экстремальным спортом. В школе учился на «тройки», но уже тогда брезговал ездить в метро… Непростую наследственность передал Барин. Сам был оригинал и подлец и сыновей наплодил с наворотами.

— Мне было семь лет, когда отец бросил нас. Он оставил нам пачку денег. Мать в истерике изорвала эти деньги. Потом сильно плакала, и мне пришлось успокаивать ее. Тогда я и решил, что вырасту и буду иметь денег больше, чем отец. Уже в восьмом классе я заработал первую тысячу рублей. Вся квартира была уставлена аквариумами, я разводил рыбок и по воскресеньям продавал их. Иногда в день у меня выходило по четвертаку… В десятом классе я заработал свою первую тысячу долларов. У одного японца я купил аппаратуру, сговорил приятелей, и мы круглые сутки гнали товар, аудиокассеты с записями. Чтобы сэкономить время, я ездил в школу и по делам на постоянном такси… Деньги от кассет получались неплохие. Но уже тогда я понял: большие деньги нельзя сделать руками. Свой первый миллион долларов я заработал на перепродаже дома.

Жанна слушала завороженно. Она даже на время забыла, зачем ей понадобилась встреча с Вадимом.

— В начале девяностых в Москве открылся австрийский банк. Крупная контора с привлеченным западным капиталом. Дела у банка в России не пошли. Менеджеры оказались слабыми, бизнес завалили, погрязли в махинациях. Австрийцы решили избавиться от банка, а купленную недвижимость, огромный особняк недалеко от Павелецкого вокзала, продать. Я нашел им покупателя. Но нам, русским, они не совсем доверяли. Думали, обманут при оценке недвижимости. Настаивали, чтобы консалтинговая фирма была европейской: немцы, англичане, датчане — кто угодно, только не наши. Выгодно это или невыгодно — их не интересовало. Они готовы были продать недвижимость за любые деньги, лишь бы по честной оценке. Серьезная компания в Европе за оценку недвижимости берет до десяти процентов от суммы этой недвижимости. Наши оценочные фирмы согласны были оценить за один-два процента. Сломать австрийцев, чтобы оценщики были наши, не удалось. Тогда я нанял лучшую консалтинговую компанию в России, оценил эту недвижимость за два процента. А известной немецкой консалтинговой фирме предложил сделать оценку российской оценки. Это было намного дешевле, чем оценивать саму недвижимость. На это австрийцы согласились. Потому что всё было чисто, без всяких занижений. В итоге я сэкономил для покупателя этой недвижимости два миллиона долларов и честно получил с этой суммы свою половину. Здесь и зарыта «философья»! Когда я зарабатывал первую тысячу рублей, Ромочка, в желтеньких шортиках и беленькой панамке, ходил со скрипочкой в Гнесинку получать частные уроки. Когда я не спал ночами и зарабатывал первые баксы, Ромочка сидел в Больших и Малых театрах. Когда я делал настоящие бабки, Ромочка штудировал какого-нибудь Гегеля в Германии и сочинял научные статейки.

— Даже если Роман полный профан в коммерции, тюремных нар он все равно не заслужил, — воспротивилась Жанна презрению Вадима.

— Заслужил! — тут же возразил он. — В последнее время отец был беспомощен в бизнесе. Он держался только за счет старых связей. Но эти старые партийные носороги уже развращены ленью и самодурством. Все крупные проекты холдинга, все серьезные деньги приносил я. Роман со своими книжками был вроде показушной витрины… Тюрьма пойдет на пользу его же здоровью. Это в кино — хитрые заказные убийства, эффектные сцены с благородным киллером. В жизни всё гораздо примитивнее и грубее. Приходит ко мне какой-нибудь делаш из отцовских дружков или Туз со своими братками. (Льдышка прокатилась по жилам Жанны: короткая блатная кличка — как холодный огонь.) И говорит: отдай деньги, твой батяня мертв, я забираю свою долю. У меня этой доли нет. Она у Романа в конторе зарыта. Но Роман со своим родственничком Марком этого понимать не хотят. Тогда Туз предлагает: для начала давай-ка мы Романа башкой в унитаз. Если и дальше не поймет, тогда — пух-пух! Недорого обойдется. Есть люди, которые с радостью убрали бы Романа. Пусть уж лучше посидит, книжки почитает, в шахматы поиграет. Условия у него комфортные. Все акции холдинга мы обесценим, проведем реорганизацию. Тогда и его выпустим. Голяком он так и так не останется. Ценных бумаг я, конечно, не дам, но недвижимость — как положено. Ему отойдут загородный дом отца в Барвихе, дом во Флориде и дача на Черном море. Издательство — тоже ему. Только с нулями. Пущай повертится, отличничек, без левой бумаги и госзаказов.

Вадим замолчал. Не только нравоучительную ярость: поди-ка, мол, сам, без отца и брата, понаживи капиталов, — но и какое-то глубокое злорадство, словно бы результат давней потаенной зависти к Роману, уловила Жанна в услышанной речи.

«Он ненавидит его смолоду, — подумала она. — Он ему мстит. Он с радостью наставит ему рога даже через любовницу. Посмотрим…» — Она осторожно и незаметно для Вадима, чуть-чуть, на несколько сантиметров, сползла по сиденью ниже, так, чтобы юбка на ее коленях поднялась повыше. Ноги, обтянутые шелковисто блестящими, телесного цвета колготками, стали более обнажены.

«Переступим и через это. Вадим меня не выдаст. Всего один раз. Черные секунды…» — промелькнуло в ее мозгу. Она всегда испытывала внутреннюю лихорадку, когда приближались «черные секунды», — как вор, нацелившийся что-то стырить, испытывает веселящий страх. Мягко, ласково, по-кошачьи Жанна положила свою руку на колено Вадима.

— Тебе — одно, ему — другое. Все люди разные. Я прошу тебя, Вадим, — заговорила вкрадчиво, на «ты», по-свойски: чего, дескать, друг перед другом манерничать, — отпусти Ромку. Я уговорю его, чтобы подписал нужные бумаги и не высовывался. Отпусти… Я хочу с ним побыть сейчас, когда ему тяжело, когда с ним нет рядом близкого человека. Ты же всё понимаешь, оплачиваю я.

Все чувства Жанны в эти секунды сплелись в тугой клубок. Вадим мог с небрежительной легкостью оттолкнуть ее. Набрал бы еще очков в свою пользу. Пока же он, казалось, и не почувствовал руку Жанны на своем колене.

Широкая трасса кончилась. Джип свернул на двухполоску, пересек рощицу и вырвался на простор. Повсюду — поле, лишь на горизонте кудрявился зеленью лес. Легкие спортивные самолеты, задрав носы с пропеллерами, мелькнули в окошке джипа; ангары, небольшое здание с навигационными антеннами…