Светлячок надежды - читать онлайн книгу. Автор: Кристин Ханна cтр.№ 95

– Я в этом не уверен, – тихо произнес он, и Дороти увидела, как в одну секунду Джонни сник.

Она знала, что слова тут не помогут. Иногда ты просто делаешь неправильный выбор, а потом приходится с этим жить. Прошлое невозможно перекрасить. Дороти проводила Джонни до машины и смотрела, как он уезжает. Потом закрыла дверь, вернулась в комнату дочери и подошла к кровати.

Через час появилась медсестра, протянула ей список процедур и сказала:

– Идите со мной.

Следующие три часа Дороти повторяла каждое движение женщины, училась ухаживать за дочерью. К концу визита ее блокнот был исписан заметками и рекомендациями.

– Вы готовы, – наконец сказала медсестра.

– Не знаю, – с сомнением произнесла Дороти.

– Считайте, что она младенец, – улыбнулась медсестра. – Помните, как это бывает? Им все время что-то нужно – поменять пеленки, подержать на руках, почитать сказку на ночь, – но вы не знаете, что именно, пока они не успокаиваются. Тут то же самое. Просто смотрите в список. Все будет хорошо.

– Я была ей плохой матерью.

– Мы все так думаем. – Медсестра похлопала ее по плечу. – Вы справитесь. И не забывайте: возможно, она вас слышит. Поэтому разговаривайте, пойте, шутите. Все, что угодно.

В тот вечер Дороти, впервые оставшаяся в доме наедине с дочерью, нерешительно зашла в спальню, зажгла ароматическую свечу с запахом гардении и включила ночник.

Она взяла в руки пульт управления и приподняла подголовник кровати под углом тридцать пять градусов. Потом привела кровать в горизонтальное положение. И снова приподняла.

– Надеюсь, у тебя не закружилась голова. Каждые два часа я должна поднимать тебе голову на пятнадцать минут.

Закончив, Дороти осторожно откинула одеяло и принялась массировать руки дочери. Во время массажа и пассивных упражнений она все время разговаривала с Талли.

Потом она не могла вспомнить, о чем именно. Знала только, что когда коснулась ног Талли и принялась втирать крем в сухую, потрескавшуюся кожу стоп, из глаз брызнули слезы.

Через две недели после выписки Талли из больницы Мара пришла на прием к доктору Блум. Пересекая пустую приемную, она невольно представила себе Пакстона, его печальные выразительные глаза и иссиня-черные волосы, все время падавшие на лицо.

– Мара! – Доктор Блум встретила ее улыбкой. – Я рада снова тебя видеть.

– Спасибо.

Мара села в кресло напротив полированного стола. Кабинет почему-то показался ей меньше, чем она помнила, и уютнее. Вид на бухту Эллиот был очень красив, даже в этот серый дождливый день.

Доктор Блум тоже села.

– О чем ты хочешь сегодня поговорить?

Выбор был очень велик – ее ошибки, вопросы, чувство вины, вины и страдания. Маре хотелось отвести взгляд и пересчитать листья на комнатных растениях. Но она пересилила себя:

– Я скучаю по маме, Талли в коме, и я так испортила себе жизнь, что хочется спрятаться от всех, забиться в какую-нибудь нору и не вылезать.

– Ты это уже сделала, – сказала доктор Блум. Неужели ее голос всегда был таким ласковым? – С Пакстоном. И вот что из этого вышло.

Мару потрясли эти слова. Наконец до нее стало доходить. Блум права. Это была попытка спрятаться – розовые волосы, пирсинг, наркотики, секс. Но ведь она любила Пакстона. По крайней мере, ее чувство было настоящим. Возможно, изломанным и опасным, но настоящим.

– От чего ты пряталась?

– Тогда? От тоски по матери.

– Понимаешь, Мара, есть боль, от которой невозможно убежать. Наверное, теперь ты это знаешь. Приходится смотреть ей в глаза. Что ты чаще всего вспоминаешь, когда думаешь о маме?

– Ее голос, – ответила Мара. Потом прибавила: – И как она меня обнимала, как любила.

– Тебе всегда будет ее не хватать. Знаю по себе. Будут моменты – даже через много лет, – когда чувство утраты станет таким сильным, что с ним будет очень трудно справиться. Но будут и счастливые дни, месяцы и годы. И все равно ты всю жизнь так или иначе будешь искать ее. И найдешь. Становясь старше, ты будешь все лучше ее понимать. Обещаю, что так и будет.

– Она бы сильно расстроилась, если бы узнала, как я поступила с Талли, – тихо сказала Мара.

– Ты удивишься, когда узнаешь, как легко прощают матери. И крестные тоже. Вопрос в другом: сможешь ли ты простить себя сама?

Мара посмотрела на нее глазами, полными слез:

– Мне очень нужно.

– Вот и хорошо. С этого и начнем.

И это действительно помогало – оглядываться назад, говорить о маме и Талли, о вине и прощении. Иногда она лежала ночью в постели и звала к себе воспоминания, пытаясь представить, как мать говорит с ней из темноты.

Потому что больше всего ей не хватало именно этого – маминого голоса. И Мара все время помнила, что ее ждет впереди: когда-нибудь она найдет в себе силы заглянуть туда, где хранится голос матери.

Только рядом с ней должна быть Талли. Мара пообещала это маме.

Неделю за неделей Дороти ложилась в постель обессиленная и просыпалась с чувством усталости. Список необходимых процедур всегда был у нее под рукой; она почти все время сверялась по нему, боясь что-нибудь пропустить. Мысленно повторяла пункты, словно молитву. Каждые два часа поднять на пятнадцать минут, затем опустить, следить за подачей жидкости и пищи, проверять состояние назогастрального зонда, массировать ладони и ступни, смазывать кремом, чистить зубы, осторожно сгибать и разгибать руки и ноги, менять простыни, каждые несколько часов переворачивать, проверять, не скопилась ли жидкость в бронхах.

Потребовалось больше месяца, чтобы прошел страх, и еще шесть недель, чтобы приходящая медсестра перестала писать примечания к списку.

В конце ноября, когда листья стали опадать, расцвечивая красками черный, от влаги разросшийся сад, она подумала, что наконец действительно справляется, а к своему первому Рождеству с дочерью уже не заглядывала в список. Распорядок дня сделался привычным. Медсестра Нора – у нее было двенадцать внуков в возрасте от шести месяцев до двадцати четырех лет – приходила четыре раза в неделю. И только в последнюю неделю она сказала:

– Послушайте, Дороти, я и сама не справилась бы лучше. Честное слово!

Рождество десятого года в городе Снохомише выдалось морозным и ясным, и Дороти наконец почувствовала умиротворение – насколько это возможно для матери, чья дочь лежит в коме. Она встала пораньше и стала наводить порядок, ей хотелось, чтобы дом выглядел празднично. Правда, в кладовке не обнаружилось никаких украшений, но Дороти это не огорчило. Она умела обходиться тем, что есть. Осматривая кладовку, она наткнулась на две картонные коробки с памятными вещами, которые хранила Талли. Сверху коробки были покрыты слоем серой пыли.