Фанни наклонилась вперед и ткнула в мою сторону своими сложенными очками.
— Так вот, значит, откуда берутся названия для вашей коллекции?
— Именно.
— То есть вы называете мебель в честь профессиональных рестлеров?
— Ага. Правда, потом эту идею украл у меня Филипп Старк
[12]
. Начал называть свои работы в честь героев какого-то научно-фантастического романа. Понимаете, на мой взгляд, люди чересчур серьезно относятся к дизайну. Вот я и решил давать своим творениям имена, забавные имена — надеялся, люди наконец увидят вещи в истинном свете. Ведь человек, готовый выложить за стул целых пять тысяч долларов, явно не понимает, что творит.
Она снова — кажется, уже в четвертый раз — нацепила очки. Тонкое овальное лицо и крупные темные губы, сложенные в форме розового бутона… Квадратные очки в черной оправе от Кларка Кента
[13]
создавали впечатление, что она очень старается выглядеть серьезной.
— Но тогда, мистер Радклифф, что заставляет вас назначать по пять тысяч долларов за какой-то там стул под названием «Бразилец Бобо»?
— В следущий раз, мисс Невилл, лучше готовьтесь к интервью. Я не назначаю цен на мебель, которую проектирую, — это делает компания. Да и они спрашивают цену вовсе не за стул и не за лампу — нет, это цена моего имени. К тому же, поверьте, я еще довольно дешев — например, Нолл за каждый стул Ричарда Мейера
[14]
запрашивает по десять тонн.
— А вам не кажется все это просто аморальным? Ведь столько людей в мире испытывают сейчас лишения…
— А вам не кажется аморальным писать для журнала псевдоинтеллектуалов да богачей, которым ровным счетом наплевать на бедняков?
— Туше. И что вы делали в Луксорских Банях?
— Отец обожал турецкую баню и частенько брал меня с собой. Он вообще считал, что можно позволить себе буквально все: залпом выпить бутылку бренди, прокуролесить всю ночь напролет, — если только на следующий день сходить в турецкие бани и выпарить все последствия своих эскапад.
— Эскапад? — Она впервые улыбнулась.
— Я вообще верю в слова, где больше одного слога.
— То есть вам нравится язык?
— Я верю в него. Ведь это единственное, что нас связывает.
— А то, чем вы занимаетесь? Разве человечество не находится в полной зависимости от своих сооружений?
— Верно, но если оно окажется не в состоянии объяснить, что ему требуется, то и построить ничего не сможет. Даже самую примитивную травяную хижину.
— Но что лично вы думаете о своей работе, мистер Радклифф?
Не моргнув глазом и не испытывая ни малейших угрызений совести, я снова слизал у Кокто
[15]
. Только на сей раз заменил всего одно слово — вместо «писатель» вставил «архитектор».
— Я знаю, что каждое из моих творений могло бы прославить любого архитектора.
— От скромности вы явно не умрете. Теперь настала моя очередь податься вперед:
— Значит, по-вашему, есть кто-то лучше меня?
— Хотя бы Альдо Росси
[16]
.
Я презрительно отмахнулся:
— Его удел — кладбища.
— Тогда Кооп Химмельблау
[17]
.