Большая книга ужасов. 54 - читать онлайн книгу. Автор: Елена Артамонова cтр.№ 35

Провертевшись юлой весь урок и едва не обуглившись от любопытства, я с трудом дождалась перемены. Наконец — то Петька разъяснил свою мысль:

— Не могу гарантировать, но, возможно, итальянским владеет мой дед. Исхожу из того, что он вообще знает абсолютно все.

Петька не слишком преувеличивал, Петра Филимоновича и в самом деле можно было назвать ходячей энциклопедией. Акулиничева ехидно поинтересовалась:

— Может, он и по — китайски кумекает?

— Во всяком случае говорит. Сам слышал.

После школы Сережка, Танька и я отправились к Толкачеву. Акулиничева в гости не пошла, сославшись на неотложные проблемы. Видимо, она не разделяла уверенности Петьки насчет возможностей его деда. Петр Филимонович встретил нас с увесистым гаечным ключом, придававшим ему грозный вид.

— Деда, ты же собирался чинить мой плеер, — встревожился Толкачев, — неужели этим ключом?

— Лучший инструмент для электроники, — старик усмехнулся, — шучу. Плеер в порядке. Просто контакты разболтались, батарейка выпадала. А сейчас прокладочку на кухне поменял — кран подтекать начал.

— Слушай, а ты в Италии бывал?

— В шестьдесят седьмом, семьдесят втором и семьдесят третьем. Два раза в Генуе, один — в Неаполе.

— А с итальянцами разговаривал?

— В основном с итальянками. — Петр Филимонович подмигнул.

— Деда, у нас к тебе просьба. Дело жизни и смерти. Попробуй кое — что перевести.

— Попробовать можно. Попытка не пытка. Это вам в школе задание дали?

— Нет. Частная инициатива.

Я протянула Петру Филимоновичу рукопись. С моей точки зрения, рассчитывать на блестящие результаты не приходилось. Возможно, бравый моряк Петр Толкачев умел находить общий язык с итальянками, негритянками и марсианками, но чтобы вот так, с ходу перевести старинный рукописный дневник…

— Петр, поставь чайник, а потом марш в булочную за кексами с изюмом. Деньги в левом кармане куртки. А вы, гости дорогие, раздевайтесь, проходите в гостиную. Посмотрим, что за документ.

Сережка и Танька устроились на диване, я оккупировала уютное кресло, а Петр Филимонович сел за стол, извлек из нагрудного кармана футляр с очками и склонился над дневником:

— Ого, ребятки, что это — страшная сказка?

— Судя по всему — да. А как вы догадались? — спросила я.

— Тут и гадать нечего — на одной странице демоны, на другой — ожившие трупы. Я — то думал, что только нынешние юнцы помешались на «ужастиках». Оказывается, и раньше встречались подобные чудаки. Вам как читать — с начала, конца или середины?

— Лучше бы от начала и до конца, — скромненько попросила Танька.

— Не заскучаете? Все начинается с сетований. Автор этих строк с ужасом представляет, каково ему придется среди дремучих лесов, непролазных сугробов, бурых медведей, мороза и невежественных мужиков. Иными словами, молодой человек собрался в Россию на заработки.

— Да, это не самое интересное место в дневнике, — хихикнул Сережка.

— Так… — Петр Филимонович поправил сползшие на нос очки, — наш приятель приехал в Санкт-Петербург, где и познакомился с графом В. Имя этого человека он не расшифровывает. Дальше сплошные рассуждения о живописи, в частности, о наших ландшафтах и освещении. Освещение ему не нравится, у нас, видите ли, солнце не такое, как в Италии. Да, жарища у них — мало не покажется. Но это, как говорится, дело вкуса. Забыл, видно, паренек, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В общем, он нашел работу и поехал вместе с графом В. в его поместье…

В комнату влетел запыхавшийся Петька с кексом в руке:

— Я не опоздал?

— Еще ничего не произошло, — успокоила его Танька.

— Петр, накрывай на стол.

Если быть откровенной, чаепитие никого, кроме Петькиного дедушки, не вдохновляло, но мы чинно расселись за столом и выкушали по чашке ароматного напитка. Только после этого он продолжил:

— Далее стоит новая дата, то есть прошел примерно месяц после появления в России этого гордого иностранца. Хм… Il mio cor sidivide [1] , иными словами, его сердце разбилось вдребезги, интересно почему? Ah, cara! Ah, cara! [2] — то есть парень встретил какую — то красотку. Охи-вздохи под луной. Felicitá [3] . Осчастливила его некая Софи… Стоп! Далее идут довольно откровенные подробности. Вам, ребятки, придется запастись терпением — вы узнаете их только после наступления совершеннолетия. Самое гнусное — Софи оказалась женой графа. До чего же бессовестный тип — сперва ругает все и вся, потом нанимается на службу и мечтает о жене своего благодетеля! Тьфу!

— А если это любовь? — мечтательно произнесла Танька.

— Есть такое понятие, как порядочность. Откуда у вас, молодые люди, это повествование?

— Из семейного архива. — Комментарии Петькиного деда раздражали, и я решительно добавила: — Этот тип, равно как и Софи — графиня София Вольская, имеют прямое отношение к моему роду.

— Барышева, ты что — графиня, — Панкратова смотрела с восторгом и недоверием, — и все это время молчала? Могла бы Кольке Потоцкому нос утереть, он всех достал своими дворянскими корнями.

Я предпочла промолчать, а Петр Филимонович невозмутимо продолжал:

— Началась чертовщина. Софи, которую твой родственничек ласково величает Diavolessa [4] , открыла какие — то врата… не пойму. Вход в бездну, что ли. Дальше совсем непонятно — при чем здесь живопись, творчество, создание миров? Демоны оживили картины… Бред!

Из-за спины Петра Филимоновича я увидела начертанный на странице дневника лабиринт:

— Что говорится об этом символе?

— Посмотрим. Молодой человек пишет примерно следующее, почти дословно: «Я даже не знаю, что на самом деле означает этот знак. Начертанный на обломках египетских древностей, он отпечатался в глазах навсегда. Мне не дано забывать увиденное. Моею волей он стал символом и ключом к созданному миру кошмаров. Главное — желать. Это приходит через душу. Я мог бы выбрать что угодно — рисунок, цветок, слово, созвучие нот, неважно, ритуалы вторичны. Только воля человека впускает в мир Хаос. Эти видения с детства преследовали меня. Я пытался отобразить их, но тщетно. Из-под руки выходили жалкие подобия живших в моем мозгу образов. Софи дала мне силу. Избавила от муки неудовлетворенности. Холсты были мертвы, но теперь я мог творить новую, живую Вселенную…» — Петр Филимонович замолчал. Меня поразила та легкость, с которой он переводил незнакомый текст. Похоже, Петькин дедушка вошел во вкус. — Да… сперва любовные похождения, потом заумные рассуждения. Уверен — этот парень плохо кончил.