М-да, недоработка… По дороге сюда Кальтер сосредоточился на собирании шприцев и таблеточных упаковок, а о таких очевидных уликах, как многочисленные окурки, напрочь запамятовал. И лишь сейчас, когда он с головой погрузился в творчество, выяснилось, какой художественной детали ему недостает для правдоподобия этого обмана.
Нужные Обрубку улики валялись вокруг столика для игры в карты. Вот только трогать их было бы неразумно. Эти сигареты выкурила охрана, и если их окурки исчезнут — или, вернее, переместятся в другое место, — такое не ускользнет от внимания Рошона. Поэтому пусть они и дальше лежат под столом, а Куприянову придется раздобыть новые.
Вернувшийся с краской Скарабей был загружен очередной работой. Кальтер вручил ему вытащенные из карманов мертвецов сигаретные пачки и велел наделать пару десятков окурков. Разумеется, для этого вовсе не требовалось выкуривать залпом целую пачку. Харви, который тоже являлся курильщиком, пусть и не заядлым, просто отрывал от каждой сигареты большую ее часть. А меньшую раскуривал, делал пару затяжек, сжигая ее по тюремному обычаю до фильтра. После чего гасил бычок, откладывал его в сторону и брался за следующую сигарету. А несгоревшие обрывки запихивал обратно в пачку — бросать их прямо здесь означало бы полностью обессмыслить всю эту кропотливую работу.
Пока Багнер сочетал приятное с полезным, Обрубок тоже не сидел без работы. Размешав свернутой в рулон газетой в банке остатки краски, он склонился над площадкой перед рассаженными у трансформатора трупами, вынул свою импровизированную кисть из банки, соскоблил о ее краешек лишнюю краску и попросил напарника:
— Напомни-ка мне, как правильно звучит та заповедь Абу Зейдана, которой он заканчивает каждую свою дурацкую речь.
— Какая именно? — попросил уточнения Скарабей, затянувшись очередной сигаретой. — Наш велеречивый иракский генералишка, когда в раж впадет, сыплет заповедями почище любого пророка.
— Та, которая про огонь, тьму и свободу.
— А, эта… «Лишь огонь и только огонь укажет нам в кромешной тьме путь к свободе!» Да, так и есть. За точность цитаты ручаюсь. Я за эти годы, наверное, раз сто слышал ее из уст самого главного Факельщика.
— Ну да, я так и думал, — кивнул Обрубок. — Просто уточнил на всякий случай. Проклятье, как много слов! Только бы краска раньше времени не кончилась!
И, сосредоточившись, взялся увековечивать на площадке вышеупомянутое изречение.
— На арабском? — удивился Багнер, глядя на то, как напарник выводит белым по черному справа налево характерную вязь.
— Разумеется! А на каком еще языке мы должны компрометировать Абу Зейдана? — ответил тот, не отрываясь от дела. — Среди Синих Одеял достаточно легионеров, которые смогут это прочесть. А у Факельщиков хватает грамотеев, которые могли бы такое написать… Что там у нас с бычками?
— Почти готово, — доложил курильщик и присовокупил к кучке окурков очередной. — Еще парочка — и, думаю, нам этого хватит.
— Пожалуй, — согласился Куприянов, покосившись на окутанного клубами табачного дыма Багнера и на результат его труда. — Когда закончишь, собери все автоматы и упакуй их так, чтобы мы могли незаметно унести их на другой край уровня. На автоматах оставь по одному магазину, можно неполному, а остальные боеприпасы сложи в наш мешок. Как закончишь, жди меня с Эйтором у выхода, я тут надолго не задержусь…
Подкладывание табачных улик Куприянов тоже взял на себя. Ему, как автору картины, было виднее, где и в каком беспорядке их распределить. Можно было, конечно, рассыпать их по полу, и дело с концом. Однако он стремился к максимальной натуралистичности, а значит, к этому простенькому делу тоже следовало подойти с фантазией. Кто-то ведь мог выкурить на одном месте и две сигареты подряд, кто-то — не просто бросить бычок, но и растоптать его, а кто-то — затолкать его в стенную щель или прожечь им ради хохмы дырку в табличке «Не курить!». В разнообразии подобных нюансов и состояло правдоподобие легенды, которую Кальтер хотел скормить Синим Одеялам.
Закончив с окурками, он поглядел на компаньонов. Сложив у автоматов приклады, они упаковывали их в спортивную сумку, которую нашли под карточным столом. И в которой Есперсен со товарищи хранили трофеи, добытые ими в битве с охраной, — от патронов до наручных часов, мобильных телефонов и бумажников. Патроны Рамос и Багнер выложили, как велел им Кальтер. Бумажники с документами и кредитками, а также парочку самых крутых телефонов они тоже выложили, но уже по своей инициативе. Все прочее оставили, поскольку ничего полезного там больше не обнаружилось. От мобильников тоже не было пока никакого толку. Но они могут еще пригодиться компаньонам, если аномальный разлом вдруг снова исчезнет и беспроводная связь восстановится.
Дело оставалось за малым: уничтожить резервный генератор. Он стоял в дальнем углу площадки за глухим забором. Последний должен был закрыть его топливный резервуар от искр, если вдруг взорвется один из трансформаторов. Разумная предосторожность, которая, впрочем, была бесполезна против диверсий. Да что там — забор не уберег бы генератор даже от простого вандализма. Это было по силам лишь вооруженной охране, но вот незадача — уже четверть часа подстанцию никто не охранял, и на ней теперь хозяйничали злоумышленники.
Весь инвентарь с пожарного щита, что висел на заборе — багры, ломы, лопаты и кирки, — был разобран зэками и использован в качестве оружия. Ведра для этой цели не годились, и потому они валялись неподалеку, помятые и никому не нужные. Никому, кроме Кальтера. Ему-то они были как раз позарез необходимы, ведь без них было невозможно слить из тысячелитровой цистерны бензин и принести его в будку.
Но это — чуть позже. Перво-наперво Обрубок сделал с помощью бензина дорожку, вылив на площадку несколько его ведер. Дорожка была длинной и тянулась вплоть до ворот подстанции, имея одно ответвление в сторону будки. В ней Куприянов разлил немного топлива на полу, после чего вскрыл корпус пульта — он открывался как обычный железный шкаф — и поставил внутрь него полное ведро. Аккурат среди переплетения кабелей, реле, клеммных коробок, электрических схем и прочих деталей. Затем заминировал аналогичным способом центральный электрощит: открыл его и разместил в нем второе огнеопасное ведро.
Последнее, что сделал Кальтер, — приоткрыл сливной кран на генераторной цистерне. Так, чтобы оттуда стекала лишь небольшая струя бензина. Еще когда диверсант набирал первое ведро, он проверил уровень горючего в баке. По инструкции, тому следовало быть залитым под завязку, однако заполнен он был меньше чем наполовину. Или Синие Одеяла уже брали отсюда топливо для своих нужд, или они позволили взять его Факельщикам для их огромного костра, но Куприянова это не огорчило. Наоборот, хорошо, что пожар разразится небольшой. Обрубку не хотелось, чтобы огонь уничтожил столь тщательно подготовленное им для Рошона послание. Пульт, центральный щит да резервный генератор — вот и все, что он планировал вывести из строя, а не выжигать подчистую территорию подстанции и подступы к ней.
Ну что ж, пора!
Куприянов завершил подготовительную работу и мог приступать к основной. Говорят, будто ломать — не строить, имея в виду, что разрушить что-либо гораздо легче, чем создать. По большей части так оно и есть. Но бывают и исключения. Например, снос многоэтажных зданий — сложнейший процесс, требующий точных расчетов и безупречной технической подготовки. Диверсионное ремесло тоже из разряда таковых. Не все, разумеется. Но акция, которую запланировал Кальтер, несмотря на кажущуюся простоту, также требовала от него оперативности и точности исполнения.