Тариэл бегло просмотрел драгоценное послание от Нестан и сунул его за пазуху. Потом они пошли вниз.
– Видите ли, я читал адресованное вам письмо от дочери. Читал, и не один раз, – сразу признался отец. – Но вы должны меня понять. Когда ее увели, я был напуган и думал, что в нем есть какие-то разъяснения. Но письмо оказалось просто любовным посланием. Зато если вы действительно Тариэл, то я в вашем полном распоряжении. Вы говорите, что у вас есть проблемы. Я член верховного совета и, возможно, смогу вам помочь.
– Я болен, я очень серьезно болен, – сухо сказал Тариэл, вновь заходя на кухню. – Возможно, мне осталось только два или три дня.
– Что с вами?
– Я облучен, – сказал Тариэл. – Эти свиньи применили нейтронное оружие.
– Ну, конечно, – опомнился кадж, – об этом все газеты трещат. Частичное послабление конвенции на применение ядерного оружия в зоне боевых действий. Это нам только на руку! Я сам голосовал в парламенте за ответное применение ядерного оружия. Нейтронных-то бомб у нас нет.
– Не нужны никакие контрудары, – обессилено сказал Тариэл. – Дракон против всех. Людей просто уничтожают их же руками.
– Что вы такое говорите! – переполошился толстяк, машинально посмотрев наверх и по сторонам.
– Я говорю, что знаю…
И Тариэл пересказал ему всю историю со дня знакомства с Нестан. Они беседовали до поздней ночи. Тариэл уже ничего не скрывал. Ему было нечего терять, а этот толстый кадж хоть как-то связывал его с любимой и был для него сейчас единственным близким существом на свете.
– Вот так я к вам и попал, – закончил рассказ Тариэл.
Все эти часы кадж был внимателен, но хмурился и делал такую мину, будто слушал бред сумасшедшего.
– Вы знаете, – нерешительно заметил он, – при облучении свыше пятисот рад случаются сильные повреждения головного мозга и, как следствие, галлюцинации. Все это могло вам просто привидеться.
– При облучении свыше пятисот рад смерть наступает не позже, чем через сорок часов, – поставил толстяка на место юный боец. – У меня нет ни нарушений памяти, ни других расстройств, только лопнула перепонка в одном ухе и сильное кишечное расстройство.
Некоторое время хозяин дома сидел, понурившись, потом вздохнул и сказал:
– В любом случае вам нужна медицинская помощь.
– Нет, меня уже давно перестали лечить. Мне осталось дня три от силы. Я же сказал, что бежал из хосписа.
От этих слов каджу стало дурно, но он взял себя в руки.
– Может быть, я все-таки могу чем-то помочь? – выдавил он.
– Мне нужен баллончик с краской, одежда, немного денег, морфий и еще йодистый калий, – быстро ответил Тариэл. – Много, много йодистого калия.
Тариэлу предложили комнату Нестан, но больной отказался и попросился переночевать в маленькой кладовке под лестницей. Там он заметил пару гражданских защитных комбинезонов последнего образца. Они были светло-розового цвета и напоминали скафандры, но сшиты были из очень легкого шелковистого материала, а не как военные, изготовленные из прорезиненного брезента.
Хозяин притащил Тариэлу матрац и настольную лампу. Тариэл устроился поудобней и еще раз внимательно перечитал письмо от Нестан. В нем она просила у него прощения за то, что, возможно, была к нему холодна. Писала, что любит его и предпочтет смерть вечной разлуке с ним. На письме не было даты, но Тариэл понимал, что оно было написано заранее и хранилось на всякий случай. Написать так и столько во время ареста она попросту не могла. Тариэл заплакал, свернул листочек, приложил его к сердцу и долго так сидел. Через какое-то время он утер слезы и вскрыл второе письмо. Это было короткое анонимное письмо, но Тариэл хорошо знал, кто его автор. На официальном бланке с водяными знаками в виде герба Каджети было написано:
«Тариэл, если ты еще жив, пожалуйста, вернись. Я все прощу. А если не так, то Амирбар получит свою долгожданную самку».
– Чтоб ты сдох! Бледный червяк! Глиста вонючая! – юноша яростно изорвал документ. – Чтоб ты сдох!
Выключив свет и укутавшись в комбинезоны, он долго думал. Он догадывался, что Амирбару не отдадут ее до первой победы монстра. А на войну этот уродец, по словам Дэва, отправится только в августе. То есть Нестан он получит не раньше, чем через полгода. Тариэл предпринял бы отчаянную попытку ее освободить, но он был безнадежно болен. Он с головой укрылся комбинезоном, вспомнил тот момент, когда впервые увидел ее у кондитерской, и как он был тогда счастлив, и уснул.
… Он проснулся в начале дня от страшной головной боли. Надел химзащитный костюм: все, кроме полустеклянной маски. Схватил желтый полиэтиленовый плащ и вышел из кладовки. Нашел ванную и, никого не встретив, помыл плащ под душем и обтер мокрым полотенцем комбинезон. Полотенце он выбросил. Затем открыл белую металлическую аптечку, висевшую на стене ванной, и распечатал пачку респираторов. Парочку он сунул в карман, а один надел тут же.
Потом Тариэл прошелся по квартире, ища отца Нестан. Но никто на его оклики не отзывался. Наконец он вошел на кухню и увидел, что на столе лежит записка: «Я на работе, буду вечером. Хсем». Рядом с запиской – ключ от дома и все, что он просил: цветные баллончики с краской, новая одежда, дефицитные медикаменты. Юноша тут же сделал себе укол сильного обезболивающего, проглотил стандарт йодистого калия и, почувствовав себя лучше, взялся за дело.
Он затянул комбинезон так, что тот туго обтянул его фигуру, поверх надел обыкновенную штатскую одежду и желтый плащ. Побросал в школьный рюкзак Нестан баллончики с краской и выскочил из квартиры.
Город-завод был велик – без внешнего лагерного кольца его диаметр составлял около восьмидесяти километров, кроме того он на сотни метров возвышался над землей и на десятки уходил под нее. Тариэлу приходилось с осторожностью пробираться через этот стальной улей. Но комбинезон надежно скрывал пораженное тело, и ни один из датчиков радиоактивной тревоги не сработал.
К вечеру он добрался до западной окраины, где находились гигантские ангары для юдолянского солнца. Здесь было полно подразделений внутренних войск, блок-постов, и на каждом шагу проверяли документы. Но Тариэл хорошо знал эти места, поэтому смог проскользнуть.
Обстановка здесь больше всего напоминала вагоностроительный цех. На мостиках суетились сотни рабочих, а через весь длинный ангар потолочные краны проносили похожие друг на друга конструкции, вероятно, запасные части для дирижабля.
Носитель солнца часто повреждался во время вражеских налетов, и только на памяти Тариэла его несколько раз приходилось сажать прямо посреди города, где его тут же ремонтировали. Но чаще поврежденное солнце все же дотягивало до ангаров, и сотни специалистов быстро устраняли поломки. Ночью дирижабль с выключенным прожектором вдоль внутренней границы переводили на другую сторону города и утром ослепительное поддельное солнце вновь поднималось с востока.