Люди феникс - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Леонидович Ильин cтр.№ 52

«К вчерашнему утру!»

Достигнув своего кабинета, Иван Дмитриевич бессильно рухнул в продавленное кресло и прикрыл глаза.

Как всегда с ним бывало во время душевных треволнений, больше всего ему хотелось сейчас заснуть, чтобы хотя бы на время избавиться от мерзости окружающего мира. Однако эта мечта была на рабочем месте неосуществима, и тогда, чтобы отвлечься от дурака-начальника и предстоящей нудной работы, он стал размышлять о тех странных видениях, которые стали преследовать его не только ночью, но и днем…

«Допустим, эти хапуги в форменных мундирах были правы, и я действительно начинаю страдать галлюцинациями, — думал Иван Дмитриевич, нервно отбивая чечетку правой ногой. — Но ведь я своими ушами слышал разговор зевак, которые тоже твердили о том, что мальчишка сунулся мне под колеса… И потом — вмятина! Откуда она взялась? Я же знаю, что не врезался в фонарный столб!.. О черт! Как же я забыл-то? Мне же теперь надо крыло рихтовать и бампер новый покупать!..»

Вконец расстроенный этой мыслью, Иван Дмитриевич стал рассматривать другие версии. Их было много, но все они ему не нравились, потому что он с детства не любил мистику и фантастику, предпочитая читать что-нибудь «жизненное» — публицистику и мемуары, например…

«Ведь нельзя же всерьез допустить, что… Нет-нет, это просто какой-то бред собачий! Не может такого быть — что вы там мне ни говорите, господа любители аномальных явлений!..

Но, с другой стороны, как объяснить, что и старуха, к смертному одру которой я приперся посреди ночи, и этот чересчур прыткий пацан ожили, стоило мне дотронуться до них рукой? А ведь оба были такими мертвыми, что мертвее не бывает!.. И еще это странное ощущение, будто кто-то заставлял меня воскрешать их… Может быть, во мне на самом деле пробудились какие-то суперспособности, а? Так сказать, на старости лет в экстрасенсы вздумал переквалифицироваться…»

Но эта мысль вызвала у Ивана Дмитриевича лишь ехидную усмешку. Да, было время в далекой юности, когда он и его сверстники увлекались гипнозом, телепатией, спиритизмом и биоэнергетикой, пытаясь инициировать у себя дар творить разные чудеса, но с возрастом это прошло… Более того, Иван Дмитриевич вместе с жизненным опытом приобрел стойкое убеждение, что все так называемые целители, колдуны, магистры оккультных наук и экстрасенсы — гнусные шарлатаны, бессовестно дурачащие всяких доверчивых идиотов.

И поэтому даже после двух подряд загадочных происшествий с его участием он не был готов попрать свои многолетние идеалы и уверовать в свою исключительность.

Размышления Ивана Дмитриевича были прерваны робким стуком в дверь. В кабинет заглянула женская голова и осведомилась:

— Это вы — секретарь суда?

Иван Дмитриевич сердито сверкнул глазами:

— Да, но я занят!

Однако голова и не подумала убраться восвояси.

— Как это — занят? — бойко переспросила она. — Между прочим, у вас на дверях написано: по четвергам — прием с одиннадцати…

Иван Дмитриевич собирался было перейти в контратаку на наглую бабу, но взглянул на настенные часы и осекся.

Действительно, сегодня был именно четверг и было пять минут двенадцатого.

— Ну, допустим, — пробурчал он, принимаясь зачем-то изучать разложенные на столе еще со вчерашнего дня бумаги. — А что вы хотели?..

Обладательница головы расплылась в довольной улыбке и с готовностью вперлась в кабинет целиком.

— Значит, так… — затараторила она, усаживаясь без спросу на стул рядом со столом Ивана Дмитриевича и извлекая из потертой хозяйственной сумки ворох каких-то бумажек разных размеров, исписанных от руки и отпечатанных на скверном принтере. — Посмотрите, пожалуйста!.. Вот мое заявление, вот справка с места работы, вот показания свидетелей, а вот выписка из домовой книги…

Иван Дмитриевич мысленно выругался. Он работал в суде уже почти двадцать лет, и эта работа научила его ненавидеть людей. Двадцать лет три раза в неделю по четыре часа в день в суде были приемные часы, когда канцелярия, в которой Иван Дмитриевич числился секретарем, принимала жалобы и исковые заявления граждан. За эти двадцать лет в его каби-нетике побывали тысячи людей. Они были разными — грубыми или робкими, наглыми или застенчивыми, хитрыми или простаками, умными или идиотами, высокомерными или заискивающими, разговорчивыми или молчунами, с высшим образованием (а иногда и с учеными степенями) или неграмотными — но всех их, в глазах Ивана Дмитриевича, объединяло одно: они стремились обрушить на него свои проблемы, заставить вникнуть в житейские беды и заботы, получить консультацию или помощь в решении своего вопроса. Тем самым они посягали на его личную свободу и душевный покой, а значит — не заслуживали ничего иного, кроме отвращения и ненависти. Нет, конечно, было время, когда Иван Дмитриевич, будучи помоложе и энергичнее, чем сейчас, действительно стремился оправдать те ожидания, с которыми все эти люди входили в его кабинет. И некоторым он действительно помогал — в меру своих скромных чиновничьих возможностей. Но потом он понял, что те, кому он оказал полезную услугу, в душе вовсе не благодарны ему, как это следовало из их слов, а, наоборот, принимают его помощь за должное и даже презирают его, по-прежнему считая «бюрократом», «чернильницей», «протирателем штанов на казенной мебели».

Постепенно его отношение к посетителям стало меняться. Со временем он научился видеть их насквозь, и от его обострившегося взгляда не ускользали ни трусость, скрываемая под маской развязной болтовни; ни хапужническое стремление урвать как можно больше от жизни, скрывающееся под маской желания добиться справедливости; ни преступное побуждение как можно больнее отомстить ближнему, скрываемое под маской законного возмещения ущерба…

Приобретя это умение, он вначале пытался отгородиться от этих назойливых людишек щитом равнодушия, не принимать их близко к сердцу и забывать их через секунду после того, как они покидали его кабинет. Однако щитом этим нельзя было закрыться полностью — слишком часто его пробивали стрелы хамства и копья уверенного в своей правоте невежества.

И тогда Иван Дмитриевич перешел от глухой обороны к нападению. С годами он все больше ненавидел просителей и наносил им, выражаясь военным языком, упреждающий удар.

А однажды он понял, что те пороки, которые были присущи посещавшим его просителям, наличествуют и у других людей, вместе с которыми он ездил в общественном транспорте, стоял в очередях и проживал в одном доме и в одном подъезде.

Вот почему в конце концов он невзлюбил всех людей без исключения и в каждом, кто попадался ему на пути, видел прежде всего потенциального врага.

В то же время речь шла о тайной, ни разу никому конкретно не объявленной, войне, потому что Иван Дмитриевич предпочитал копить ненависть, как боезапас, в своей душе, нежели тратить ее по каждому мелкому поводу. О да, мысленно он не раз пускал в ход накопленный арсенал, чтобы расстрелять в упор не ценящее его начальство, пьяного мужлана, толкнувшего его в метро, сварливую старуху-соседку, неоднократно жаловавшуюся в районную управу на то, что его гараж якобы является источником повышенной пожарной опасности и потому должен быть снесен с лица земли. Но на практике он предпочитал, не связываясь с обидчиком, занести его в свой черный список, предвкушая тот момент, когда каждому будет воздано «по заслугам»…