– Простите, сеньор! – вопил мужик, спрятавшись за осла. – Животное не идет! Оно боится машин!
– Да проваливай же!
Из головной машины вышел еще один. Вдвоем охранники направились к крестьянину. Тот, бросив шляпу на дорогу, спрыгнул в канаву и побежал по ней в сторону деревни.
– Идиот…
Ослик принялся истошно орать. Двое молодцов никак не могли заставить его двигаться. Животное уперлось. Наконец машину покинули все, кроме водителя, и совместными усилиями они слегка развернули воз с сеном.
– Дьявол! – выругался старший. – Проклятая скотина!
– А давайте отстегнем его от воза, а телегу столкнем в канаву сами, —предложил кто-то из молодых.
Стоило ослику почувствовать свободу, как он мирно затрусил по дороге вслед сбежавшему крестьянину. Когда молодцы взялись за телегу, на холме, как чертик из табакерки, появился человек с ружьем.
– Эй! – Он выстрелил в воздух.
Охрана развернулась в одно мгновение, блеснуло на солнце оружие.
Человек на холме положил винтовку перед собой и поднял руки. Виден был только силуэт, лица не разглядеть.
– Вы везете Эмилио Фернандеса! Я – Кристобаль Бруно! Вы окружены. И если окажете сопротивление, будете уничтожены. Повторяю, нам нужен только Эмилио Фернандес! Остальные будут отпущены.
Со всех сторон дорогу окружали вооруженные люди. Из сена высунулся ствол пулемета, и кто-то тихо посоветовал охранникам:
– Пистолеты на землю… Живо…
Позади кортеж был блокирован раскатанной поперек дороги лентой с шипами.
– Повторяю! – кричал Кристобаль. – Нам не нужны остальные! Это означает, что мы можем вас отпустить, но времени у нас мало, и на счет «три» мы начнем расстрел! Раз! Два!..
Вдалеке послышался едва слышный рокот.
Двери джипа открылись, наружу вышел Эмилио Фернандес. Он сложил руки рупором и крикнул:
– Эй! Кристо! Я не хочу никого убивать! Я хочу, чтобы соблюдался закон! Сдавайся, и не будет лишних жертв!
Звонкое «тах-тах-тах» приближалось. Нарастало.
Кристобаль огляделся.
– Что за черт?..
– Твои люди в Кордобе арестованы! – крикнул Эмилио. – А также люди в Вилла Карлос и Вилла Де Розарио. Я взял почти всех. Но мне нужен только ты! Не вздумай бежать, это место уже оцеплено. Солдаты перероют все эти холмы и найдут тебя, где бы ты ни спрятался!
Небеса рычали моторами. Теперь Кристобаль видел, как к месту действия приближаются вертолеты.
– Дерьмо…
Вдалеке, на дороге, стояли пыльные хвосты – это двигались машины с солдатами.
– Эмилио Фернандес! – крикнул Бруно. – Ты палач и убийца! Ты предал свой народ! Я приговариваю тебя к смерти!
Дальнейшее напоминало кошмар.
Первым заговорил пулемет. Длинная очередь прошила старшего охранника, размолотила головную машину и убила водителя. В изуродованном двигателе что-то бахнуло, и крышка капота взлетела в воздух.
Самый молодой из вышедших усмирять осла охранников принялся палить в стог сена наобум, только приблизительно понимая, откуда ведется огонь. Его напарник прыгнул в канаву, стреляя вверх, в движущиеся силуэты террористов. Другой нырнул под телегу, и пока его молодой товарищ всаживал пулю за пулей в сено, стараясь нащупать пулеметчика, вынул зажигалку и чиркнул колесиком. Пламя весело побежало вверх по сухой траве.
Пулеметчик не сразу понял, в какую ловушку угодил, и это его погубило. Чувствуя себя в безопасности, он расстрелял молодого охранника и принялся поливать беглым огнем остальных, прячущихся за дверцами автомобилей. Он подумал, что дымят маленькие травинки, которые касались раскаленного ствола пулемета, когда же дышать сделалось совершенно невозможно, было уже поздно. Два человека, пулеметчик и его тяжело раненный друг, сгорели заживо.
За то время, пока к месту действия летели вертолеты, случилось многое.
Кристобаль Бруно с группой товарищей бросились к подземному ходу, который был известен только ему и вел прямиком в Кордобу.
Остальные монтонерос расстреливали охрану министра. Сам Эмилио Фернандес лежал под днищем своего джипа, прикрыв голову ладонями. Его охрана, которая была предварительно усилена, вела бой без надежды на победу.
Оба героя этой бойни оказались в безопасности. Эмилио под бронированным дном своей машины, а Кристобаль в подземных коридорах древних катакомб.
Но люди умирали. Одни выполняя свой долг. Другие следуя убеждениям.
Когда прибыли вертолеты и в какофонию боя резко вклинилось безапелляционное «тра-да-да-да!» крупнокалиберных пулеметов, из охраны министра безопасности в живых было только трое. Один из них скончался в больнице, а другой до конца своей жизни остался калекой.
Эмилио Фернандес планировал операцию сам. После украденного расписания полагаться на начальника охраны было нельзя…
Пока его сторонников либо добивали на месте, либо вязали, Кристобаль Бруно бежал по узким коридорам подземного лабиринта вместе с несколькими близкими сторонниками.
Дорогу Бруно знал.
Не знал он только того, что вчера вечером человек, который некогда показал товарищу Кристо план катакомб, был доставлен в тюрьму Кордобы, где рассказал все, что знал, о плане захвата министра. Особенно стараться следователям не пришлось. Провода с током, приставленные к гениталиям арестованного, сделали свое дело. Всего за пять минут… И сейчас навстречу Кристобалю двигалась армейская группа захвата.
Схватка была короткой.
В темноте авангард Кристобаля налетел на солдат, как на стену. В первые же секунды трое марксистов свалились с проломленными черепами.
Фонари погасли. Дрались молча. В темноте. Ножами и прикладами. Фактически каждый за себя.
Когда же вспыхнул свет, Кристобаль лежал без сознания на полу, а над ним склонились солдаты. Пятеро из десяти.
Они положили связанного Бруно на плащ одного из убитых и, взяв плащ за уголки, потащили в обратном направлении.
Через сто сорок два метра солдаты были расстреляны в спину двумя неизвестными.
80
– Он у нас уже давно. Я не заметил, чтобы положение стабилизировалось. – Таманский проглядывал заголовки газет.
– Не стоит судить по газетам, – ответил Антон. Он разложил на столе чистую тряпицу и чистил на ней пистолет. Это занятие доставляло ему, видимо, истинное удовольствие. – Газеты, во-первых, отрабатывают заказ на истерию, сотворенную, когда Бруно еще был на свободе. А во-вторых, газеты скоро вообще заткнутся. И вот когда они замолчат, начнется самый жуткий период. Однако по заголовкам все будет замечательно. Так что газеты – это несерьезно.
– Что же серьезно?