Осень на краю - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 54

– Я вон там живу, в полугоре, в доме с фонарем, квартира во втором этаже, фамилия моя Грачевский, – настойчиво сказал он. – Узнаешь, придешь, скажешь – получишь денег. Да ты поняла ли?

– Дура я, что ли?! – оскорбилась старуха. – Отродясь дурой не была. В разведку, значит, посылаешь? – щегольнула она словцом военного времени. – Ну, так и быть, сделаю тебе разведку. А ты не омманешь, господин хороший? Отдашь деньги? Ну-ка, перекрестись! А то, может, ты не православный, а душа жидовская, некрещеная!

– Ополоумела… – неодобрительно буркнул лавочник, однако Грачевский послушно перекрестился.

– Ну ладно, – милостиво кивнула Матреша, – коли так, разузнаю, чего тебе надобно. А пока что прощевайте, люди добрые!

И она вышла с достоинством, кое, впрочем, было несколько подпорчено на пороге, ибо Матреша наступила на оборванный, обвисший подол своей юбки и едва не клюнула носом. Потом с улицы послышалось шарканье Матрешиных опорок, и скоро все стихло.

– Плакали ваши денежки, – буркнул лавочник, выдвигая из-под прилавка коробку с чаем, сворачивая кулек и берясь за совок. – Больше вы ее не увидите. Ничего она для вас не узнает, никакую разведку не сделает.

Грачевский вынул из кармана пиджака платок и отер ледяной, покрытый крупными каплями пота лоб. Странно, повергающее в дрожь вещее чувство подсказывало ему, что лавочник прав. И то же самое чувство гласило, что совершенно незачем было ему посылать Матрешу в разведку, просить ее выяснить имя солдата (или черта – без разницы), потому что имя его Грачевский и без всякой Матреши знал. Только отчаянно хотел верить, что ошибся, ошибся, ошибся…

* * *

Марина лежала на траве, уткнув нос в плечо Андреаса, и осторожно трогала губами влажную от пота кожу. Волей-неволей она сравнивала его с Андреем, вернее, с Павлом, или как его там. Марина уж и не помнила, как было тогда, помнила только, что он все время что-то бормотал, смеялся, бранился грязно, а то вдруг начинал просить: «А ну, подмахни! Еще подмахни!»

Андреас молчал, не говорил ни слова, не признавался в любви, все слова говорила Марина – никогда не произносившиеся ею слова. Но ей так хотелось услышать их от Андреаса, что она нарочно спрашивала иногда:

– Как будет по-немецки: я тебя люблю? Я тебя хочу? Мне так хорошо с тобой?

Он отвечал, и Марина переставала дышать от счастья, услышав эти вынужденные признания. Наконец, в совсем уж бесстыдную минуту, она спросила:

– А как сказать – подмахни?

– Подмах… Что? – не понял Андреас. – Махни – schwenke. Ты хочешь со мной прощаться и махать рукой на прощанье?

Она начала хохотать и никак не могла уняться. Сначала он спрашивал, что ее развеселило, а она знай отнекивалась и объясняла, что это невозможно перевести на немецкий язык. В конце концов Андреас сам стал хохотать и целовать ее, и они снова покатились по траве, стиснув друг друга руками и ногами, а во время очередной передышки Андреас, продолжая смеяться, сказал, что они попали в переделку. Мартин очень счастлив, что Грушенька передала ему записку, он решил, что она помогает их побегу, и даже начал поговаривать о том, что ее нужно взять с собой. Они доберутся до Вены, там Мартин приведет ее к родителям, они будут восхищены ее красотой и, конечно, благословят их брак. А впрочем, Мартин надеялся стать мужем Грушеньки еще в пути, обвенчаться же и потом можно.

– Что ты! – чуть ли не подскочила Марина. – Она может быть опасна, ей нельзя доверять. Я ее буквально заставила передать записку Мартину. Ни в коем случае ничего нельзя ей рассказывать!

Андреас огорчился:

– Бедный Мартин… Он так влюблен. Сердце его будет разбито разлукой с этой девушкой.

– Ничего, переживет, – жестко, с мстительной интонацией сказала Марина.

Андреас вгляделся в ее лицо в темноте:

– Ты, видимо, хорошо знаешь, что от разбитого сердца не умирают?

– Да, знаю, – буркнула Марина. Вот уж на эту тему ей совершенно не хотелось говорить!

Андреас, видимо, почувствовал ее настроение, потому что только выдохнул тихонько:

– Also, gut… ну, хорошо … – И больше о Грушеньке не вспоминал. Сказал только: – Наверное, нам нужно одеться. Когда придет герр доктор?

– Думаю, через полчаса, а то и через час, – усмехнулась Марина. – Я ему нарочно встречу попозже назначила, чтобы с тобой подольше побыть.

Андреас помолчал, потом сдержанно сказал:

– Мне очень трудно уходить из казармы. И очень опасно оставаться где-то надолго. Ведь я подвергаю опасности не только себя, но и своих сотоварищей, очень многих людей, которым и так плохо придется после нашего побега. Они знают это и сознательно идут на жертву… а заставлять их рисковать из-за того, что я просто отправился auf das Wiedersehen, на свидание… это жестоко по отношению к ним!

Марина вздрогнула, такой холодок прозвучал в его голосе. И в то же мгновение все ее обнаженное тело проняло холодом… Отодвинулась было, но Андреас тотчас прижал ее к себе:

– Прости, если я был груб. Потерпи, скоро мы будем вместе, вместе навсегда.

Они опять начали целоваться. А потом, уже одеваясь, Андреас с улыбкой в голосе сказал, что, конечно, она правильно сделала, попросив доктора прийти попозже. От улыбки голос его чуть вздрагивал, а у Марины дрожало от счастья сердце.

Ждановский не опоздал. А может быть, он появился гораздо раньше, прятался где-то между могил (Марина ничуть не сомневалась, что уж он-то не боится мертвецов, ни реальных, ни выдуманных!) и многое чего успел увидеть. А впрочем, Марине было наплевать на него и на то, что он о ней подумает. Доктору Ждановскому предстояло всего лишь сыграть небольшую роль в ее жизни – и исчезнуть из нее навсегда, так стоит ли заботиться о впечатлении, которое она на него произведет? Но Андреас должен показаться ему человеком надежным, с которым не опасно иметь дело…

Ну, судя по голосу Ждановского, с этим все было в порядке. Мужчины посматривали друг на друга весьма одобрительно. Ждановский блестяще говорил по-немецки, и они с Андреасом обменивались репликами с такой скоростью, что Марина почти ничего не понимала. Вроде бы они сговаривались, как и где заберут одежду, доктор прикидывал, удастся ли принести ее на кладбище и спрятать где-нибудь здесь.

Так, переговариваясь, они и ушли вдвоем. Марина же побрела домой, и сны ее были тяжелы, непроглядны. Она не могла вспомнить потом, что ей снилось, но точно знала – что-то отвратительное.