Кромешник - читать онлайн книгу. Автор: О'Санчес cтр.№ 173

И Уильям Бонс согласился. Профессиональные навыки в нем не угасли, а напротив, казалось, набрались сил и огня после вынужденного простоя: Бонс запоем штудировал жаргон, порядки в тюрьмах и зонах, где он якобы сиживал, запоминал сотни фотографий и характеристик, учил наизусть блатные песни, несколько раз подсаживался в камеры и транзитом на зоны, чтобы на месте прочувствовать среду. Детдомовец – он многое из своего прошлого узнавал в нравах и обычаях тюрьмы; вспоминать было, конечно, муторно, но привыкалось легче. Наколок решили не ставить, но потом все же спецы из «внутренних», внедрённых в «Контору», накололи на предплечье нейтральный якорь (внутренне пребывая в бессильном бешенстве, Уильям предполагал, что это хохмит кто-нибудь из зловредных коллег, несмотря на заверения Муртеза в том, что об операции знает крайне ограниченный круг лиц, с ним лично не знакомых).

Внедрение прошло на редкость удачно. Бонс уже не трепетал разоблачения, разговаривая, решая, обсуждая… Он вошёл в роль. Во избежание засветки всякие контакты с местным оперсоставом исключались, равно как и шифрованные послания. Муртез обещал, что организацию контактов возьмёт на себя, только чтобы работал, дорогуша! Обещан также был полный правовой иммунитет за все деяния, необходимые по его роли. С наркотиками и убийствами лучше не перебарщивать. Но если надо…

На роль отца был выбран полковник «Службы» в отставке, пенсионер, дока и остроумец. «Дал» его сам Доффер, втихомолку от Адмирала прибегающий к помощи отставленных от Службы толковых старых кадров, только тем и виноватых перед Родиной, что они жили-жили, а теперь вот – состарились…

Старик сообщил, что родители (приёмные) живы-здоровы, сын опять в командировке и регулярно шлёт открытки, что за его «успехами» следят в официальном порядке, по сводкам и стукбеседам, что ему пока личная благодарность от М…

Настал черёд Бонса-Бычка докладывать о своём житьё-бытьё, а рассказать – было о чем. Предыдущие «траурные» двое суток Бонс мысленно составлял и поправлял отчёт, с тем чтобы он был полным, но без ненужной лирики. Он чётко и точно рассказал «изнутри» о положении дел на зоне и о расстановке сил. Доложил и о предполагаемой коррупции среди офицеров зоны, о нравах сидельцев в условиях «локалки». После этого перешёл, как он хорошо понимал, к главному: к личности своего главаря – Ларея. Вскользь он упомянул и о слухах, легендах, шелестящих вокруг него, но задерживаться на этом не стал, чтобы сэкономить время и память старика (никаких записей, никакой техники). Из его наблюдений выходило, что Ларей – урка старого закала. Физически все ещё мощный, «реактивный», с отличной памятью. Авторитарен, рационально жесток, умен, рассудителен, относительно образован. Иностранных языков, по-видимому, не знает, но иногда употребляет латинские афоризмы и поговорки. При всей авторитарности – любит выслушать собеседника, но при этом ничем не выявляет эмоционального отношения к услышанному. Придерживается архаичных тюремных норм и правил, которые исповедует сам и обязует к этому других. В натуральных потребностях весьма скромен. Умеет ладить с людьми и наводить на них своё влияние. Очень скрытен: контакты с волей носят регулярный и обширный характер, но никто ничего, кроме него самого, точно не знает. Прошлое скрывает, упоминает только то, что знают официальные органы. По их «понятиям» это разрешается. В «понятиях» – он очень близок к группировке уголовников так называемой «золотой пробы», но отрицает свою к ней принадлежность. Отрицание не носит «подчинённого» характера, напротив, отзывается о них как бы сверху (Бонс замолчал здесь, глядя в глаза своему «визави», и тот понимающе кивнул: высочайший запрет на термин «Большие Ваны» ещё никто не отменял, и оба это знали). Пользуется гигантским авторитетом среди сидельцев: его ощутимо боятся даже ближайшие к нему, но уважают за «справедливость» и паханскую хватку. По слухам, похоже – достоверным, на воле он занимает, или занимал, высокое место в преступной иерархии Бабилона-города, не исключено, что и за его пределами. Положение на зоне тем не менее шаткое – почти вся она, за исключением двух локальных отрядов (бараков), под контролем у враждебной преступной группировки, самоназвание «Серебро». Администрация «благоволит» скорее к ней, нежели к группировке Ларея, но, по слухам опять же, ведёт себя пассивно, как бы не замечая взрывоопасности обстановки.

Ларей не пьёт и не курит, равнодушен к чифирю, запретил наркотики и рауш-токсикаты. Брезгует половыми контактами с педерастами (для себя Бонс также решил эту проблему иначе), в карты играет редко и без азарта, не суеверен и не религиозен…

Бонс мог бы рассказывать бесконечно: его, крутого профессионала «смежной» в чем-то специальности, завораживала личность «подопечного». Завораживала и привлекала самобытностью и силой. По характеру наводящих вопросов он уловил направление начальственного интереса, но нет – никакой профессиональной «школы» нет, это не спецслужба иного государства. Манера общения, выстраивания отношений, система обработки чужого мнения – плоть от плоти местного мира, от сохи, такое не подделать. Сам Бонс потому и не засветился, что ему не было нужды лезть на первые роли, когда личные качества и повадки всегда на виду. И то Ларей очень странно иной раз на него поглядывает: нет-нет, да и щупанет насчёт опыта, семьи… То бицепс ткнёт невзначай, то на почерк внимание обратит… Храни Господь – засыпаться перед ним! Что растерзает – нет сомнений ни малейших, акула милосерднее бывает… Но ведь и… Черт побери! Перед самим собой-то можно быть честным: стыдно будет перед этими отбросами – вместе жили, ели-пили, дрались… Ты стукач, а они нет…

Но об этих извращённых угрызениях совести Бычок, разумеется, не докладывал…

– Слабости, пороки? Нету, что ли?

Бонс крепко задумался при этом естественном и обязательном вопросе. Отсутствие интереса к нормальной жизни, постоянное стремление к резне и крови – это ведь тоже пороки. Но необходимо другое – требуются рычаги влияния, которые даёт знание слабых мест в характере…

– Любит читать.

– ?…

– Да. Это, наверное, звучит очень смешно, я понимаю… – Бонс всосал глубочайшую затяжку и нервно пригасил сигарету. – На воле я бы замучался такого вербовать, а ведь неумёхой никогда не был. Но по тому, что он читает, можно в конце концов определить его внутренний мир, диапазон интересов… Но и формуляром в тюремной библиотеке не отделаться – годы надо рядом находиться, чтобы отследить для нас полезное в том мусоре, который он читает, а значит, и впитывает, а потом выделяет наружу. Есть у него и другие слабости, несомненно, да я их пока не вскрыл. Очень уж сторожится мужик…

– Твой отчёт больше на дифирамб похож, Уил… Не замечал сам?

– Пожалуй, если при этом не знать, что он подонок. Но и тип не ординарный. Если генерал на годы определил не самого худшего офицера Службы в соглядатаи к уголовнику, то значит, он того стоит.

– Это не его мы на вахте видели?

– Его самого.

– Я так и понял – личное дело его смотрел… Ну, тебе виднее тут, на месте. Я все запомнил, не волнуйся, маразм ещё не грянул… Да, жалование тебе идёт майорское, двойное, плюс внеурочные за выходные-то дни. И стаж соответственный – год за три. Не зарежут – поживёшь. Ты вот что, посоветовать хочу… Можешь записать совет на бумажке и снести в сортир, если не примешь: обрабатывай окружение, ищи друзей, шутов, фаворитов или сам вотрись. Баб нету, мужики становятся сентиментальнее, выдумывают себе женскую верность, мужскую дружбу и так далее… Дрочишь?