Зачем же в храме злых сил нужен еще и этот человеческий зоопарк? Только для жертвоприношений! Элька с ужасом озиралась по сторонам. Начальнику стражи приходилось постоянно подталкивать ее. А может, это…
– Людоводческая ферма! – прошептала Элеонора.
Перед ее глазами, как на экране монитора, промелькнули кадры общегалактической хроники, последний выпуск которой ей довелось посмотреть на Зене. Совместная карательная операция Конфедерации и Кибер-Империи в каком-то отдаленном мире. Жителям этой планеты не удалось нормально преодолеть этап межгосударственной разобщенности и объединиться в единое человечество. В результате одна часть населения возомнила себя высшей расой и подмяла под себя все остальные народы. Журналисты долго смаковали кошмарные сцены, которые им удалось запечатлеть на оккупированных «высшей» расой территориях. Больше всего Эльку поразили огромные предприятия, где разводили людей, чтобы потом разделывать их, как коров, и частично пускать на изготовление элитной жрачки для господ, а частично использовать в производстве запасных органов для «сверх-человеков». Целые народы, не сумевшие отстоять собственное достоинство, вымирали на руинах своих разрушенных городов. «Сверхчеловеки» приезжали туда на охоту. Пыточные аттракционы, сшитая из человеческой кожи одежда и вымощенные черепами дороги – всё это вызвало дрожь и омерзение по всей Галактике и впервые за много лет объединило Кибер-Империю и Конфедерацию. Невзирая на все идейные разногласия между Императором и Верховным Советом, без лишних споров была создана совместная карательно-спасательная экспедиция. Плечом к плечу имперцы и конфедераты высадились на планету и утопили в крови «высшую» расу. Кадры массовых расстрелов, фонарные столбы, увешанные трупами «сверхчеловеков», как новогодние елки шарами, еще долго будут отбивать охоту у кого бы то ни было ставить один народ выше другого. В настоящее время и имперцы, и конфедераты трогательно заботятся о деградировавших «второсортных» жителях планеты, склоняя их каждый в свою веру.
Элька была потрясена. Неужели на провинциальной Эстее она встретила ту же самую жуть, которую каратели недавно выжгли в отдаленном мире? Но беременные женщины, а главное – маленькие дети подтверждали леденящую кровь догадку.
Страшный коридор тянулся дальше, но Какун, сам того не ведая, совершил акт милосердия и направил Эльку в боковой переход, где она не могла видеть страшных, молящих о пощаде глаз. Здесь начальник стражи остановился и с почтительного расстояния указал ей на обитую медными листами дверь, у которой несли дежурство два солдата в скафандрах высшей защиты. Стражники немедленно расступились, пропуская королеву. Похоже, ее здесь ждали. Может быть, даже с нетерпением.
Элеонора, гордо вскинув голову, вошла в комнату. Сейчас, наконец-то, всё должно проясниться.
Помещение довольно просторное и светлое. Обстановка по большей части простая и привычная. Напоминает научную лабораторию со скромным финансированием. Одинокий монитор персонального компьютера уютно мерцает в дальнем углу, рядом со столом, заваленным рулонами распечаток. Стена справа целиком изготовлена из толстого стекла с сиреневым отливом. Похоже, граф испытывает нездоровую слабость к прозрачным стенам. За стеклом в ярких лучах люминесцентных ламп установлен помост, на котором возлежит зафиксированный железными цепями дарлок. Запах от его зеленых, покрытых пузырчатыми язвами кожных покровов пропитывает воздух. Тело мертвяка оплетают многочисленные провода и трубки. На специальных стойках рядом с помостом висят бутыли с красной жидкостью. Дарлок шевелится и, по-видимому, издает какие-то звуки, но сквозь стекло можно разобрать только невнятное бурчание. У прозрачной стены спиной к Элеоноре застыл высокий худощавый мужчина, одетый в поношенный камзол и сильно потертые на ягодицах штаны. Он взирает на чудовище и целиком поглощен скучным неаппетитным зрелищем.
– Объяснитесь, граф. Что означает весь этот балаган?! – громко выпалила Элька. Она сразу догадалась, кто перед ней.
Вонримс вздрогнул и оглянулся. Бывшая королева вспомнила этого человека. Их представляли друг другу на балу, который устроил Тинор Первый после торжественного бракосочетания Жака и Элеоноры. Граф был среди гостей и еще тогда вызвал в ней чувство глубокого омерзения. Особенно гадкими были большие глаза, подозрительно выглядывающие из-под тяжелых надбровных дуг, и тонкая, как папиросная бумага, кожа, туго обтягивающая череп не совсем обычной для человека формы. Придворные шептались, что в роду Вонримсов было несколько гридеров, изгнанных из родного сообщества за расовые преступления. До появления графа на том балу тогда еще принцесса Элеонора несколько часов терпела подобострастные поцелуи, которыми верноподданные короля должны были слюнявить «переднюю сторону нижней части бедра августейшей особы». Кажется, так было написано в правилах проведения торжественных церемоний. Помнится, Элька тогда стойко терпела прикосновения чужих губ к своей ноге. В подоле свадебного платья предусматривался специальный вырез, в который по очереди и тыкались своими холодными носами аристократы всех калибров. Этот странный обычай казался Элеоноре довольно противным, но она могла бы выдержать и не такое, лишь бы не ссорить Жака с его семьей.
На том балу Вонримс подошел одним из последних Он произнес обычную и традиционную в подобных случаях чушь. Какие-то неоригинальные вариации на тему невинной чистоты небесного ангела, покорившего своей красотой сердце несравненного принца Дкежрака. После чего чмокнул Элькино бедро. Вполне обычное официальное лобзание, ничем не отличающееся от почти сотни предыдущих. Однако Элеонору передернуло от отвращения. Ей стало настолько плохо, что она была вынуждена покинуть церемонию, сбежать в свои покои и распечатать заветную пачку бактерицидного мыла. Потом она долго мылась под холодным душем. Горячая вода в Глогаре была редкостью. Туземцы всегда считали, что мытье в ледяной воде полезней для здоровья. Элька тогда плескалась в студеных струях до тех пор, пока посыльный Жака не вызвал ее обратно.
Вонримс бросил на пленницу мимолетный взгляд и стразу же обратился к окаменевшему у входа Какуну.
– Почему она такая тощая? Ты ее не кормил? – капризно спросил он у Какуна. – Ты что, не знаешь, для чего мы ее готовим?
– Вы сами приказали посадить ее на хлеб и воду, – затравленно пролепетал начальник стражи. – Я в точности выполнил приказ. Она совсем не похудела. Кажется, даже маленько раздобрела.
– На хлеб и воду? Я приказал? – хмуро буркнул Вонримс таким тоном, будто изобличил своего подчиненного в обмане. – Ты дурак? Я не мог повелеть подобную глупость. Почему ты мне об этом не доложил?
Какун потупился, натянув на лицо маску верноподданнического идиотизма. Ни в коем случае нельзя перечить начальству, даже если твой шеф бредит.
– В общем, так, – смилостивился граф. – Вертись как хочешь, но через час мне нужны два литра ее крови. Она – наша последняя надежда.
– Вы не поздоровались, Вонримс, – высокомерно напомнила о своем присутствии Элеонора. В ней проснулась королевская гордыня, прежде ей совсем не свойственная. – И зачем вам понадобилась моя кровь?