Вальтер фон Штауфеншутц замотал головой.
— Ну то-то… А в России было совсем не так… Это суровая, холодная страна, но ее климат и природа подходят для немцев, к ним надо только привыкнуть… Я ехал по России, везде видя поля и леса, в которые мне хотелось войти и гулять в них. Реки с чистой водой, из которых не опасно пить и в которых приятно купаться.
— Только холодно, — заулыбался фон Штауфеншутц.
— К холоду можно привыкнуть, Вальтер. Россия — богатая и не опасная. И живут в ней не голые черные дикари.
— Вы предлагаете немцам переселяться в Россию?
— Если Россия станет нашим верным союзником, много немцев переселится в Россию… России будут нужны трудолюбивые люди, техники и технологии. Но не в одном переселении тут дело. Ты никогда не задумывался, что Германия все равно зависит от России? Что без русского металла нет германской промышленности? Что без русской нефти не поедут германские автомобили? Что без русской пшеницы и мяса подтянутся животы немцев?
— Об этом не надо и задумываться. Я знаю, что мы — народ без пространства. Хорошо русским, у них громадная незаселенная страна. Хорошо французам и британцам — у них колоссальные империи. Там, может быть, и не очень хорошо жить европейцу — но оттуда можно привезти и металл, и нефть, и хлеб.
— Французы и англичане никогда не отдадут свои империи. Они будут сыты, их поезда будут ходить, их заводы будут работать… А немцы живут слишком далеко и от океана, и от Урала и Баку.
— Завоевать Россию? Отто фон Бисмарк считал, что сделать это невозможно.
— Он был прав. Если Германия и Россия воюют — они уничтожают друг друга. Если они не враждуют и не дружат — у русских нет технологий и техники, а у немцев нет хлеба и сырья. Если Россия и Германия вместе, появляется двуединая империя от Тихого океана до Рейна. Если немцы смогут не думать, что положить в рот и что залить в баки своих автомобилей, они смогут прийти и в те волшебные страны, которые так тебя чаруют.
— Меня вовсе они не чаруют!
— Тогда так: которые чаруют многих немцев. Вместе мы непобедимы, но пока официальной доктриной провозглашена расовая теория, нет и не может быть дружбы.
— В России тоже провозглашено много такого, что только мешает дружбе!
— Несомненно. Но если правительство мешает, что надо сделать с правительством?
— Вы просто подрывной элемент! — засмеялся Вальтер фон Штауфеншутц. — Вас нельзя никуда пускать, вы сразу устроите революцию!
— Когда-то меня называли «придворным революционером» при дворе Фридриха-Вильгельма Третьего. Наверное, пустым аристократам я и правда казался революционером. Но вряд ли я гожусь в другие революционеры, не придворные…
До сих пор Вильгельм Гумбольдт тихо сидел в стороне и сосал трубку. Вальтер так и не понял, курит он ее или просто жует и сосет. А тут он вынул трубку изо рта.
— Революционером придется стать тебе, Вальтер, — очень серьезно сказал он. — Наступило время революций, а мы с братом — люди другой эпохи, мы для этого совершенно не годимся.
— Вы хотите, чтобы я сверг правительство России?
— Да. И Германии тоже.
С четверть минуты Вальтер сидел с полуоткрытым ртом. Дурацкая шутка? Но лица братьев Гумбольдтов были серьезны, почти скорбны. Вильгельм улыбался краешком рта, и улыбался он печально. Он же первым вынул изо рта трубку:
— Пора… Вальтер, мы постарались объяснить тебе, с кем надо дружить и почему. А сейчас пойдем, нас ожидают.
Братья переглянулись. Они быстро, не по годам, встали по бокам Вальтера, крепко схватили его руки своими крепкими, холодными руками, куда-то поволокли. Последней мыслью Вальтера было, что его тащат прямо в стену.
Все вместе
Петя уже собирался взвыть: ну кого вы спрашиваете?! Вы — великие ученые, а я кто? Я — вчерашний студент, избавьте вы меня от решения мировых судеб! Но с другой стороны, и притягивала к себе эта масштабность…
Он уже откашливался, чтобы ехидно спросить: и как же это он будет изменять судьбы мироздания… как тут из стены внезапно вышли братья Гумбольдты; между них — Вальтер фон Штауфеншутц. Вид у Вальтера был обалдевший, он все время крутил головой. Петя почему-то искал на голове у Вальтера следы штукатурки… Этих следов там явно не было. Русские ученые развеселились.
— Вильгельм, ты все не можешь обойтись без путешествий сквозь стены! Что за ребячество?
— Это вы не относитесь достаточно серьезно к открывшейся вам власти над природой! — Старший фон Гумбольдт назидательно поднял заскорузлый профессорский палец.
— Вильгельм, ты в другой раз научишь нас ко всему относиться серьезно… Давай все-таки попробуем объяснить нашим юным друзьям, какие же надежды мы на них возлагаем.
— Тогда, наверное, следует спросить, — начал Александр Гумбольдт. — Как вы сами думаете, ребята, что будет происходить в мире в самое ближайшее время?
— Война! — хором сказали Петя и Вальтер, переглянулись и засмеялись.
— Война… И кто с кем будет воевать?
— Мы будем воевать с империалистами! — это ребята ответили тоже почти что хором.
— Угу, — покивал головой Менделеев. — А друг с другом — не будете?
— Нет… Россия будет еще сто лет прозябать на задворках цивилизации, — сказал Вальтер. Хотя его и учили дружить с Россией, должен же он был сказать правду?
— Нет… В Германии скоро произойдет революция, — также уверенно сказал Петя — одновременно с фон Штауфеншутцом.
— Разве в России не захватили власть расово неполноценные? — спросил Александр Гумбольдт по-немецки.
— Разве в Германии не правит мировая буржуазия? — по-русски спросил Докучаев.
Петя понимал, что его провоцируют.
— Мы не враги… Германия — это технологии! Это самый передовой отряд пролетариата! Мы должны у нее учиться!
Вальтер тоже постарался «дружить»:
— Россия — это громадные пространства! Это народ, расово близкий германцам! Это близкая идеология!
Ребята галдели одновременно, старшие их слушали, грустно кивая.
— Странно или нет, но будущее чревато по-настоящему чудовищной войной… Не страшно? — тихо уронил Докучаев.
— Это будет война с мировой буржуазией!
— Война будет с еврейской буржуазией!
Парни произнесли это на разных языках, но одновременно и уверенно.
— Ребята, вы уже приняли участие в войне… Это была война Германии и России… Разве нет?
И споткнулись оба мальчика, немецкий и русский. И правда… Вроде не было буржуазии в этой долине, возле самого входа в Шамбалу. И еврейской буржуазии тоже не было. А обе экспедиции почти истребили друг друга… Если бы не остались они двое, если бы не спасли их в последний момент — то истребили бы совсем, никого не осталось бы. В долине долго валялись бы трупы людей обоих народов. Старшие смотрели на них грустно, понимающе.