Наконец вепрь добрался до понравившихся ему корней. Раздалось нетерпеливое хрюканье.
Дядя Толя с волнением ускорил шаг, крепко удерживая остроконечную монтировку. Шептун перехватил поудобнее копье, сделанное из палки с вколоченной арматурой. Спичка с сомнением посмотрел на свой нож, а Петро уже держал наготове заточенный железнодорожный «башмак».
Сенатор сделал выпад вперед и взмахнул рукой.
Шептун не понял, что произошло, — в такой темноте он ничего не увидел. Однако кабан взревел, завертелся на месте. В его голове торчал кусок острого металла, пущенный шаманом.
Дядя Толя заорал, и его крик был подхвачен всеми. Пятеро мужчин бросились на кабана, целясь в уязвимые места — уши и шею. Шептун попал арматурой в грудь, тут же навалился всем телом, стараясь удержать вепря на месте. Поняв, что это не получится, сталкер упер другой конец копья в землю.
Петро огрел вепря «башмаком» по уху, дядя Толя с завидной силой пробил шкуру монтировкой. Спичка неожиданно кинулся на кабана, запрыгнув сверху, и всадил нож ему в ухо. Кабан тут же сбросил его и кинулся бежать.
Шептун отпрыгнул с его траектории, стараясь не попасть под торчащие клыки. Просвистел кинжал Сенатора, вонзившийся вепрю в бок. Кабан сменил направление бега и тут же свалился в готовую яму.
Громкий визг возвестил об окончании охоты.
— Все целы? — спросил Сенатор.
— Кажется, да, — ответил Спичка, ощупывая себя.
Вжикнула зажигалка Петро — огонь лизнул факел Шептуна и распространился по промасленной тряпке. Охотники собрались вокруг ямы.
Вепрь лежал на боку, пронзенный двумя кольями из трех.
— Есть! — обрадованно сказал Спичка.
Дядя Толя спрыгнул в яму и двумя движениями ножа, до этого висевшего на боку, прекратил страдания животного.
— Сенатор, а ну глянь, — попросил он. — Чи не мутант это?
— Нет, вполне нормальный поросенок, — ответил шаман. — Поздравляю всех с удачной охотой.
— Фух, — вздохнул дядя Толя.
Петро уже разворачивал веревки.
— Давайте его вытянем, что ли, — предложил он.
— А куда понесем? — спросил Шептун. — Или тут делить будем?
— К нам, только к нам! — настаивал дядя Толя. — Мы же не обидим, разделим честно! Вам половину, и нам две трети!
Ночной костер весело полыхал, освещая силуэты вагонов вокруг. Сенатор сварил напиток из трав, по вкусу напоминавший чай с ромашкой. Петро крутил вертел, на который была насажена кабанья нога.
— Ты не торопись, — говорил дядя Толя Спичке, жадно дующему на горячее мясо. — Нам у кабана этого не сожрать и десятой доли.
— Можно как-нибудь замариновать, — неуверенно предложил Петро.
— Незачем, — сказал Сенатор, пробуя с ножа прожаренные волокна. — Скоро очередной выброс. Аномалии у входа переместятся, и можно будет выйти отсюда.
— Откуда ты знаешь? — спросил Спичка. — Там что, есть какая-то закономерность?
— Есть, но слишком сложная.
— Для чего? Для моего понимания?
— Нет, ты поглянь, — удивился дядя Толя. — Только недавно он валялся да хныкал, что помирать пора и старуха с косой его поджидает. А сейчас он на ногах стоит, мяса нажрался и бочку катит.
— Ничего я не качу, — буркнул парень.
— У каждого свои взгляды на жизнь, — уклончиво сказал шаман. — Не стоит пытаться понять слишком много.
— Извини, Сенатор, — повинился Спичка.
Шептун доел свою порцию и с облегчением выдохнул. Маркус, притопавший в гости, свернулся у него под боком. Настроение было отличное.
— Здорово на кабана сходили, — сказал Петро. — Именно как мужики, как охотники. Это была настоящая охота, потому как опасная.
— Ага, — кивнул Шептун. — В этом есть что-то особенное. Что-то первобытное, я бы сказал.
— А вот мне бабу хочется, — мечтательно сказал дядя Толя.
Взрыв хохота послужил ему ответом.
— Нет, серьезно, — проговорил Петро. — Давно у меня так не было, чтобы вместе зверя загнать. Я только по молодости этим занимался, но все как-то не так было.
— Спортивный загон, что ли? — предположил Шептун. — Шариками с краской?
— Нет, — отмахнулся Петро. — Пулями, все по-настоящему. Но все равно было как-то тягостно.
— Думаю, в то время голодная смерть тебе не грозила, — сказал Сенатор.
— Во! — Петро кивнул. — Точно! Охота в клубе — это разве серьезно? Так, убить животинку по жестокости. Все равно никто потом этого зайца не ест, так как ободранный больше на кошку похож — «набатовец», не серчай, но так и есть. А то, что мы сейчас делали, совсем другое дело. Тут для еды. Без винтовок, все по-честному. Мы кабана этого, можно сказать, заслужили. Потому как если бы он чуть раньше повернулся или ветер переменился, так он бы нас самих ухлопал за милую душу.
— Истинная правда, — подтвердил дядя Толя, высасывая кость. — Это была хорошая охота.
— В «Набате» такого не было, — вымолвил Шептун.
Хозяева вагона уставились на него.
— Вы у себя в клане так не живете? — спросил Спичка.
— Нет, — ответил сталкер. — Такого веселья, как сейчас, там не бывает. Мы работаем на чужих людей и получаем за это чужие ресурсы. Нам все в готовом виде доставляют… Не знаю, как объяснить.
— Вот те раз, — удивился дядя Толя. — Так шо, у вас там совсем хандра процветает?
— Есть немного, — кивнул сталкер. — Я думал, что нам удалось построить жизнь. Мы пытались отхватить и от цивильной, и от дикой, чтобы сочетать все сразу. Теперь я вижу, что нам не удалось ни того, ни другого.
— Тогда наслаждайся жизнью вольных бродяг, — пожелал Педро. — Жаль, выпивки не осталось больше. Сенатор, у тебя ничего нету?
— Есть немного спирта. Но не дам.
— И не надо, — согласился дядя Толя. — Мы же не алкаши, в самом деле.
Шептун пододвинул к Маркусу еще немного мяса, и кот лениво потянулся к нему. Сталкер подумал, что еще немного, и кот научится есть во время сна. Вот тебе и повышение качества жизни.
— Кушай, котенок, — сказал он ласково. — Ты меня от контролера спас. Теперь я лучше понимаю, каково тебе было во время твоей охоты. Ты заслужил.
Выброс случился через четыре дня, ночью. Гремело небо и содрогалась земля, подземка Агропрома тряслась всеми трубами, неисправными лифтами и прочим барахлом, подтверждая, что Сенатор не ошибся в описании. Сам шаман медитировал, прислушиваясь к чему-то. Шептун не мешал ему, предпочитая лежать на матрасе, укрывшись одеялом, полученным от украинцев. Хозяева вагончика пережидали выброс в подвале института. Наверняка они отмечали его как праздник. Сталкер ворочался, но так и не сумел вспомнить, относился ли он когда-нибудь к выбросу как к празднику. Ведь, если подумать, было чему радоваться — тому, что ты в тепле и уюте, а не носишься по поверхности Зоны в поисках укрытия. Как раз уюта Шептун припомнить и не мог, так как выброс ассоциировался у него с темнотой и духотой пещеры Грача. Теперь же он будет постоянно вспоминать блаженное и лишенное беспокойств уединение, не считая комфортной компании ушедшего в себя Сенатора.