— Вы уверены, что это он убил тех девочек? — спросила мама, не отрываясь от золотого камешка на папиной ладони.
— Полной уверенности не бывает, — сказал Лен.
И опять его слова прозвучали эхом из прошлого.
У Лена был определенный набор фраз. Последнюю у него позаимствовал папа, чтобы приободрить нашу семью. Жестокая фраза, способная обескровить надежду.
— Думаю, вам лучше уйти, — сказала мама.
— Абигайль! — возмутился папа.
— У меня больше нет сил.
— Буду беречь эту вещицу, Лен, — пообещал мой отец.
Перед уходом Лен приподнял воображаемую шляпу. До маминого отъезда у них случился роман, но какой-то тягостный. Близость во имя забвения. А ведь именно это влекло его теперь в квартирку над парикмахерской.
Я отправилась на юг, к Рут и Рэю, но вместо них увидела мистера Гарви. Он сидел за баранкой рыжего фургона, собранного из кусков одной и той же модели, — чудовище Франкенштейна на колесах. Кое-как прихваченный тросом капот то и дело щелкал челюстями, угрожая встречному ветру.
Двигатель наотрез отказывался превышать максимально допустимую скорость, хотя мистер Гарви что есть силы давил на педаль газа. Он провел ночь рядом с пустой могилой, и во сне его преследовало: 5! 5! 5!
Проснувшись на рассвете, он двинулся в Пенсильванию.
Силуэт мистера Гарви казался каким-то нечетким. На протяжении многих лет он гнал от себя воспоминания об убитых женщинах, но сейчас жертвы всплывали одна за другой.
Самую первую девочку он обесчестил случайно. Что-то его разозлило — и уже было не остановиться, по крайней мере, так это виделось ему по прошествии времени. После этого она перестала ходить в гимназию, куда они оба были недавно приняты, но он не придал этому значения. Его родители то и дело кочевали с места на место, и он подумал, что одноклассница тоже куда-то переехала. Он раскаивался в изнасиловании этой тихони, которая, кстати, даже не пикнула, и считал, что вскоре оно у обоих выветрится из памяти. Его толкнула к ней какая-то неведомая внешняя сила. Когда все было кончено, она еще несколько мгновений смотрела на него в упор. Бездонными глазами. Потом натянула порванные трусы и прижала их пояском юбки, чтобы не спадали. Ни один из них не произнес ни звука, и она ушла. Тогда он порезал себе руку перочинным ножиком, чтобы легче было обставиться, если отец спросит, откуда кровь: вот, мол, смотри — и вытянуть руку. Случайно порезался.
Но вопросов не последовало; никто его не искал. Ни отец той девчонки, ни брат, ни копы.
Тут я узрела очередное видение мистера Гарви. Рядом с ним возникла все та же девочка, которая умерла через пару лет после того случая — сгорела, когда ее брат заснул с сигаретой. Она расположилась на переднем сиденье. Я подумала: неровен час, он и меня начнет вспоминать.
Единственное, что изменилось с того дня, когда мистер Гарви привез меня к Флэнагенам, — это ограждение из крашенных суриком стоек. И еще: по некоторым признакам стало видно, что клоака распространяется вширь. Южная стена сторожки покосилась, а крыльцо медленно, но верно уходило под землю.
Рэй предусмотрительно припарковался на другой стороне Флэт-роуд, под буйными зарослями кустарника. Но «шевроле» пассажирской стороной нависал над бордюром.
— Куда подевались Флэнагены? — спросил Рэй, выходя из машины.
— Папа рассказывал, что корпорация, которая выкупила землю, предоставила им другой участок, и они снялись с места.
— Как-то здесь неуютно, — поежился Рэй.
Они перешли пустынную дорогу. Над ними синело небо с редкими облаками. С того места, где они стояли, можно было различить задворки автомастерской Хэла по другую сторону железной дороги.
— Неужели здесь до сих пор обретается Хэл Хэклер? — спросила Рут. — Помню, я от него тащилась.
Она повернула в сторону котлована. Дальше они шли молча. Рут двигалась по спирали, огибая края. Рэй ступал за ней след в след. Издалека мусорный коллектор выглядел совершенно безобидным — как большое заросшее болото, даже слегка подсохшее. Но если приглядеться, создавалось впечатление, будто здесь кончается земля и начинается какая-то зыбь горчичного цвета. Мягкая и бугристая, она засасывала все, что нарушало ее границы.
— Не боишься провалиться? — спросил Рэй.
— Мы с тобой не тяжелые, — ответила Рут.
— Если почувствуешь, что тебя затягивает, — дальше ни шагу.
Наблюдая за ними, я вспоминала, как держала Бакли за руку в тот день, когда мы отправились «на похороны холодильника». Пока папа беседовал с мистером Флэнагеном, мы с Бакли подошли к самому краю, где земля уже размягчилась, и, клянусь, я почувствовала, как она медленно проседает у меня под ногами. Похожее ощущение возникало у меня на церковном кладбище, где среди могил были кротовьи ходы.
Между прочим, именно мысли о кротах — слепых, носатых, зубастых, — которые я почерпнула из книжек, помогли мне впоследствии примириться с тем, что я провалилась сквозь землю не как-нибудь, а в тяжелом стальном сейфе. По крайней мере, кротам было до меня не добраться.
Рут на цыпочках приблизилась к той границе, которую про себя считала краем земли, а я в это время вспоминала, как смеялся мой папа в тот давний-давний день. По дороге домой я сочинила для Бакли целую историю. Будто бы там, под землей, есть целый городок, и подземные человечки думают, что на них сыплются дары из земного рая.
— Когда к ним прилетит наш холодильник, — разошлась я, — они будут воздавать нам хвалу, потому что подземные человечки — мастера на все руки, они что хочешь соберут по частям.
Папин смех выплескивался из машины.
— Рути, — окликнул Рэй, — дальше нельзя.
Носками туфель она уже касалась зыбкой топи, а каблуками упиралась в твердый грунт; мне даже померещилось, что она сейчас вытянет руки, примет стойку ныряльщика, оттолкнется… и окажется здесь, рядом со мной. Но сзади подошел Рэй.
— Отрыжка земли, — произнес он.
Мы втроем разглядывали выплывающий наружу металлический угол.
— Здоровенный «Мэйтэг», шестьдесят девятого года выпуска, — прокомментировал Рэй.
Но зыбь медленно выдавливала из себя не стиральную машину и уж тем более не сейф, а красную газовую плиту.
— Ты когда-нибудь задумывался, где покоится тело Сюзи Сэлмон? — спросила Рут.
Я хотела выбраться из зарослей кустарника, которые наполовину скрывали их серебристо-синюю машину, перейти дорогу, остановиться у этого болота, легонько тронуть ее за плечо и крикнуть: «Я здесь! Как ты догадалась? Супер! В яблочко!»
— Нет, никогда, — ответил Рэй. — Это по твоей части.
— Как быстро здесь все меняется. Приезжаю — и каждый раз недосчитываюсь какой-нибудь старой приметы, — заметила Рут.
— Не хочешь заглянуть в сторожку? — спросил ее Рэй, а сам думал обо мне.