— У меня мать больная, — нудно талдычил Гари Каатс, обращаясь к соседям, дергая их за одежду, заглядывая им в глаза. — Мать совсем плохая у меня. Того и гляди помрет.
— Я же три дня подряд работал в две смены! — возмущался бородатый Атанас, потрясая крепкими ободранными руками и выпучивая глаза. — Три дня! И где обещанный паек?
— Кони мрут! — смешно коверкая слова, сокрушался люд Валик. — Сомрут вовсе, как тогда без конев пахать-сеять будиш? На себе соху поташим, чо ли?..
Изможденный, измученный болезнью Айван хмуро взирал на собравшихся у его постели людей. Высунувшаяся из-под одеяла тонкая старческая рука подрагивала, и зажатый в ладони колокольчик отрывисто и глухо взвякивал. Сам Айван молчал.
— Тихо вы! — устало прикрикивал Петр. — Уймитесь, наконец! А то всех выгоню!
Угрозы эти никого не пугали. Старики из совета уже несколько раз пытались выставить посторонних за дверь, но без особого успеха. Если кто-то и уходил, то на освободившееся место тут же влезал кто-то другой, еще более горластый и настырный.
— Жрать нечего! — голосила в задних рядах какая-то баба. — Уж кости грызем! Виданное ли дело?! Кости!
— Тихо вы! — чуть не плакал Петр. — Тихо же!..
Айван медленно поднял дрожащую руку. Люди, как зачарованные, уставились на блестящий вздрагивающий колокольчик. Выкрики зазвучали реже, голоса сделались тише — люди будто испугались чего. Иссохшая рука старосты остановилась. Колокольчик звякнул.
— Поглядите на себя… — чуть слышно просипел Айван. — Обернитесь, посмотрите на других… На кого вы все похожи?.. Жалкие… — Он закашлялся, в груди у него заклокотало, захрипело, и страшный звук этот заставил всех замолчать.
Колокольчик вывалился из пальцев, упал на одеяло, скатился на пол. Никто не решился его поднять.
— Я разочарован, — прохрипел Айван, уронив слабую руку. — Очень сильно.
— Три дня… — неуверенно сказал Атанас. — В две смены…
— Я знаю, — кивнул ему старик. — Я все знаю. И вы тоже все знаете. Зачем же пришли сюда?
— Мать умирает, — сказал Гари.
— Кости грызем, — прошептали в задних рядах.
— Уходите… — Айван закрыл глаза. — Уходите…
Громко стукнула входная дверь, и все обернулись. На пороге стоял сибер-друг Херберт с охотником Георгом на руках. Из-за плеча сибера выглядывала лыбящаяся физиономия оружейника Ларса.
— Безногие пришли, — весело объявил Ларс, обозревая забитую людьми комнату. — Хм… А сесть-то безногим, кажется, некуда.
— Совет закончился, — сказал Петр. — Айван устал.
— Я не устал, — Айван открыл глаза. — Я просто не вижу смысла… — Кашель не дал ему закончить фразу.
Ларс сразу все понял и перестал улыбаться.
— А ну-ка все быстро отсюда! — Он ткнул костылем в чью-то сутулую спину, запрыгал на здоровой ноге. — Надышали, не продохнуть! А человек больной! Ну, чего расселись? Звали вас, что ли? Жрать, говорите, нечего? А, между прочим, на первом складе сейчас горелых кур раздают. И голубиный бульон разливают!
Несколько человек неохотно, будто великое одолжение делая, поднялись, и Ларс посторонился, выпуская их. Следом потянулись и остальные, переговариваясь меж собой, обсуждая вяло, что, мол, про кур оружейник, скорей всего, наврал, а вот бульон, возможно, и раздают, время-то как раз обеденное.
Самые упрямые, впрочем, остались сидеть, но Ларс быстро с ними управился, пригрозив, что велит сейчас сиберу повытаскивать посторонних за ноги, да повтыкать их на улице головами в сугроб. Угроза подействовала. Сердито ворча, люди покинули комнату. В помещении остались только члены совета — двенадцать человек.
— Это правда? — спросил Айван, принимая подобранный Ларсом колокольчик.
— Что? — не понял Ларс.
— Что горелых кур раздают.
— Раздали уже давно. Много ли их там было?
— А бульон?
— Про бульон не соврал. Наварили. Разливают. И по лепешке хлеба дают в придачу.
— Моего? — живо поинтересовался Георг.
— Хлеб из муки, принесенной охотниками, — кивнул Ларс.
— Сколько осталось? — полюбопытствовал Георг.
— Тридцать шесть килограммов. Бережем, стараемся сильно не тратить.
— Работающим в две смены пусть выдадут дополнительный паек, — распорядился Айван.
— Выдаем… — встал с места Клар Кларсон, в прошлой городской жизни бывший неплохим профессиональным геймером. — Но у нас в две смены работают почти все здоровые. Вот и получается, что мы обделяем слабых и больных.
Айван размышлял недолго:
— Больным тоже выдавать двойную порцию, но саму порцию уменьшить для всех. Ревизию закончили?
— Почти… — Со стула поднялся Клойд Барди, бывший актер. Ему недавно исполнилось восемьдесят пять лет, но у него было удивительно гладкое кукольное лицо — так много он перенес пластических операций. — Отчет принесу завтра. Пока же могу сказать, что все гораздо хуже, чем нам представлялось вначале.
— Хуже? — удивился Айван…
Совет начал обычную свою работу.
* * *
Случившийся после боя с космачами пожар уничтожил основную часть продовольственных запасов. Уцелело лишь то немногое, что хранилось в глубоких ледниках: по большей части это было мороженое мясо, питаться которым мог не всякий житель деревни. Бывшие горожане употреблять в пищу животную мертвечину отказывались. И всеядный Ларс, ехидно посмеиваясь, повторял, что настоящего лютого голода в деревне пока еще не знают, раз жители ее так упрямо держатся за свои глупые принципы.
Наверное, он был прав.
Мука, принесенная прорвавшимися сквозь окружение охотниками, оказалась теперь весьма кстати. Но ее, конечно, было недостаточно — дай людям волю, они за день управились бы со всем запасом. Муку приходилось прятать и охранять, ее берегли, выдавали понемногу. В тесто замешивали толченую кору, от которой лепешки делались горькими. Но даже такой хлеб был в радость.
Все трудней становилось с дровами. Осажденная деревня сжигала сама себя: чтоб отапливать одни дома, приходилось разбирать дома другие. Срубы старались не трогать — разбирали крыши, снимали полы, ломали дощатые пристройки. Во всей деревне не осталось ни одного забора — все сгорели в огне. Во многих избах уже обходились без мебели: столы, стулья, лавки — все исчезло в печах.
Большие работы почти остановились. Теперь деревня занималась поисками дров и пропитания. Мальчишки ловили в ручье рыбу, охотники ставили силки на птиц, женщины добывали из-под снега прошлогоднюю траву для скотины, мужики копались на мерзлых грядках, ковыряли ломами крепкую, как камень, землю, выискивая недобранную картошку, репу и морковь.
Только на застроенной лесами площадке, где собирали Фрэнка, все шло, как обычно. Огромный строительный сибер, когда-то помогавший людям создавать эту деревню, потихоньку обрастал мышцами и наращивал панцирь. Люди здесь трудились круглосуточно, из последних сил выбивались, но торопились поскорей завершить великое дело. Петр, валящийся от усталости с ног, спящий по три часа в сутки, уже провел тестирование некоторых систем и утверждал, что большая часть запланированных работ выполнена. Он не сомневался, что сибер скоро поднимется и клялся, что восстановленный Фрэнк пойдет туда, куда направит его сидящий в кабине оператор.