— Ужасно!
— Не бойся. Они ведь думают, что мы ничем их не лучше. Догадываешься теперь, для чего я велел тебе переодеться? Мы выглядим в точности как они, и они остерегаются нас так же, как и мы их.
— Ужасно, — повторил Яр.
— Завтра мы пройдем эти кварталы насквозь. Дальше людей почти не будет.
— А что там дальше?
— Промышленная зона.
— А за ней?
— Свалка.
— Ну а после нее?
— Сам увидишь. Все равно я не смогу тебе объяснить.
— Хотя бы попытайся.
— Даже пробовать не стану. Зачем? Там будет то, чего ты никогда не видел. Ты и слов-то таких не знаешь, какими я начну объяснять.
— Изморось, — сказал Яр, кивнув на небрежно завешенное окошко, по грязному стеклу которого стекали бусинки влаги.
— Что? — не понял Ларе.
— Я учу новые слова. Я попробую понять.
— Нет. И давай закроем эту тему.
Они замолчали, вычищая банки пальцами, облизывая их.
На улице было темно. Ночное освещение не работало, лишь слабо светились, отдавая собранный за день свет, панели внешней облицовки.
— Сходи, проверь, крепко ли заперта дверь, — распорядился Ларс, сминая пустые банки и забрасывая их в дальний угол, в пыльную кучу точно таких же мятых банок. — Будем укладываться. Завтра, чуть свет, выйдем в дорогу, пойдем без остановок. Надо спешить — хурбы все еще у тебя на хвосте.
* * *
Утром Яр по-новому взглянул на город. Пустые грязные улицы теперь казались зловещими, мертвые громады домов взирали сверху на бредущие понизу жалкие фигурки пустыми глазницами черных окон, разбитые фонари опасно кренились, от ржавых корпусов брошенных мобилей несло отвратительной заразной вонью. Сильный холодный ветер гонял по бетону мокрые обрывки бумаг и прочий мусор, подвывал и подсвистывал в черных щелях. В зияющих подворотнях, принимая пугающие очертания, колыхалась влажная мгла, из ее глубин доносились неразборчивые звуки: то ли шепотки, то ли стоны, то ли хриплое натужное дыхание.
Беглецы держались середины дороги. Они шли так быстро, насколько это было возможно, но невольно старались ступать тише: гулкий звук плещущихся в ущелье улицы шагов заставлял втягивать голову в плечи и озираться. Было мокро, но дождь перестал. Широкие лужи, которые никто не спешил убирать, порой приходилось преодолевать вброд. Яр шагал по воде осторожно, он боялся, что нога его попадет в какую-нибудь выбоину. Никогда прежде не приходилось ему шлепать по лужам — в большом городе их просто не было. Он и слово-то это — «лужи» — узнал только сейчас, от Ларса. Узнал и запомнил, несколько раз повторив про себя.
— Не подозревал, что есть такие места, как это, — негромко сказал Яр. Ларс услышал его, кивнул.
— Даже любители приключений обычно не забираются дальше, чем ездят такси. А мы ушли от ближайшей парковки километров на двадцать. Можешь считать себя первопроходцем.
Огромным призраком выступил из плотного марева облезлый шестиэтажный дом. Окна его ярко светились, на стенах полоскались разноцветные всполохи частично побитых, а потому неузнаваемых реклам. Ларс тут же потянул Яра в сторону, уводя с дороги.
— Дома с электричеством здесь большая редкость, — пояснил он. — Обычно в них селятся банды, от которых лучше держаться подальше.
Они перелезли через длинную ограду, составленную из обугленных остовов мобилей, бетонных блоков и разбитых сиберов. Крадучись, двинулись вдоль нее, низко пригибаясь и посматривая в сторону окутанного светящимся ореолом здания.
— Вот из-за таких домов здесь случаются настоящие войны с осадами и стрельбой. И дело даже не в удобствах, которые дает электричество. Бандиты продают энергию другим людям. Позволяют заряжать аккумуляторы, а к тем, кто живет неподалеку, тянут воздушные линии. Вон, видишь провода?
Яр не видел, но кивнул.
— Когда-то я имел дело с этими людьми, — усмехнулся Ларс. — Помогал им, был посредником между ними и большим городом. Но потом рассорился.
— Ты жил здесь? — удивился Яр.
— Не то чтобы жил…
Под ногой Яра что-то хрустнуло. Какая-то хрупкая сложная конструкция из неровных грязно-серых то ли трубок, толи прутов выглядывала из-под днища сожженного мобиля. Яр наклонился, недоумевая, что бы это могло быть. И вздрогнул, заметив костяную голову без нижней челюсти, с дырой на месте носа и черными впадинами глазниц.
— Мертвец! — Он попятился.
— Это скелет, — равнодушно поправил его Ларс. — Мертвецом он был, самое меньшее, двадцать лет назад. Но живущие здесь люди с тех пор не слишком изменились, и нам с ними лучше не встречаться.
Пожелание его не исполнилось.
Они не сделали и десяти шагов, как из опрокинутого размалеванного фургона, опутанного проволокой, навстречу им выступили две неестественно высокие фигуры. Одеты они были в бесформенное рванье, грязные шарфы закрывали нижние половины их лиц, черные очки прятали их глаза. Фигуры были перетянуты широкими, прошитыми проволокой ремнями, на которых висели какие-то опасные штуковины — от одного только их вида у Яра похолодело в животе.
— Стоять!
Несколько зазубренных лезвий, прикрученных к длинному, оплетенному желтым проводом шесту, нацелились Ларсу в лицо. Голубая искра электрического разряда, сухо треща, заплясала на остриях.
— Чужаки, — констатировал один из великанов и вытянул из-за спины оплетенную цветными матерчатыми полосками трубу, утяжеленный конец которой был часто усеян острыми шипами. Нетрудно было догадаться, для чего предназначалось это орудие. И Яр, решив, что именно эта труба поставит точку в его жизни, тихонько застонал и зажмурился.
— Погодите! — воскликнул вдруг Ларс, выставив перед собой руку и слегка отвернув голову. — Вы ведь парни Хама Проволочника?!
Здоровяки переглянулись.
— Ну? — неохотно сказал один из них.
— Слава Создателю! — возликовал Ларс. — Я уж и не думал, что отыщу его! Ведите меня к нему! Немедленно!
— А кто ты такой? — проворчал великан, вооруженный электрической пикой.
— Меня зовут Ларс, мальчик, — напыщенно сказал проводник, вставая в позу. — Когда-то я был известен под кличкой Бродяга.
— Мы не знаем никакого Бродягу.
— Зато Проволочник меня отлично знает.
— Проволочник не хочет видеть чужаков.
— Но я-то не чужак! Мы с Хамом старые знакомые.
— Он и знакомых не хочет видеть. Он два года сидит в своей квартире и никого туда не впускает.
— Но кто у вас за главного?
Здоровяки переглянулись еще раз.
— Проволочник, — признал тот, что держал в руке палицу.