Ностальгия - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Поль cтр.№ 105

– Да, это он. У него именно такой шрам на левом виске.

И больше мы ни о чем не говорили. Просто молчали, прикрыв глаза. У меня еще голова сильно кружилась, и я боялся, что меня при ней стошнит. Я понимаю, что Шар приходила прощаться. А все же было ли это? Или это такой же бред съехавшего с катушек контуженого, как и мои похождения в Косте? При упоминании Косты-де-Сауипе сразу и отчетливо вижу женщину по колено в воде, безуспешно пытающуюся поднести подарок богине моря.

– Вводная! Вводная! Выдвигаемся! – доносится справа. Звук двоится, похожий на многоголосое эхо. Приближается ко мне. Меня толкают. Открываю глаза.

– Вводная! Выдвигаемся, – говорит мне Крест.

Я киваю и передаю сообщение дальше по цепочке. Поднимаюсь и семеню вслед за всеми.

Длинной змеей мы тянемся трусцой, сгорбив плечи и втянув головы, огибая дом.

– Быстрее! – кричит, высовываясь из-за угла, ротный – капитан Дэвидсон. – Темп!

Командиры взводов тычками и криками подгоняют свою паству. Длиннющая нелепая многоножка быстро перебирает конечностями в ботинках на шнуровке. Пули от невидимого пулеметчика выбивают искры из мостовой. Многоножка идет зигзагами, тело ее скомкивается, рвется, освободившиеся конечности бросаются за спасительную стену.

Выбежав из-за угла, еще успеваю заметить обычный армейский грузовик у тротуара напротив и сержанта Гейбла возле него в сопровождении нескольких пехотинцев. И тут же меня бросает в уже узнаваемое состояния сна наяву, двумерного мультика без теней, в котором я играю главного героя. Нет никаких чувств, кроме сосредоточенного внимания и желания выполнить порученное дело лучше всех. Я готов расталкивать локтями и рвать зубами массовку впереди, что задерживает получение оружия, но невидимая веревочка внутри цепко держит меня, направляя мою энергию в нужное русло. Я не знаю, откуда мне это известно, и нет у меня никакого желания вдумываться в это – вперед, скорее, но в голове уже пульсирует незримая граница, которую я должен достигнуть быстрее всех. Я знаю, что я буду делать и как. Рубеж атаки отпечатан в мозгу призрачными контурами зданий. Жажда крови сводит скулы. Ноздри трепещут, вбирая влажный пыльный воздух, пахнущий пороховыми газами. Я торопливо распихиваю по подсумкам магазины и гранаты, что подает мне из грузовика бронированная фигура с мутным неразличимым лицом. Пристегиваю штык-нож к стволу. Уже на бегу вставляю лопатку в заплечный чехол. Дикое нетерпение, граничащее с азартом, подгоняет меня. Ноги сами приносят меня к позициям взвода. Откуда-то я знаю, что это именно мой взвод, хотя все лица мультяшных людей мутны и одинаковы. И бормотание невидимого режиссера в наушнике переговорника под каской позволяет нам перейти к следующему этапу – выйти на рубеж атаки, и мы в нетерпении скачем по избитой палубе, неохотно приседая на колено, пропуская напарника вперед, и я точно знаю – единственное правило в этой увлекательной игре без правил – слушаться режиссера. Он выше нас. Наш рефери. Футбольный тренер. Отец и мать. Господь Бог. Его шепот воспринимается не ушами – сердцем, я скриплю зубами, чтобы не завыть от восторга, когда слышу его голос, и тело движется само по себе, без моего участия, стремясь угодить гласу с небес. И само падает на замусоренную палубу, узрев знакомый пейзаж. Палуба пахнет камнем. Гарью. Пылью. Собачьей шерстью. Потом. Старыми ботинками. Машинным маслом. Я кручу головой, ожидая, да когда же эти соседние взводы выйдут на рубеж! Шепчу в нетерпении, подгоняя их. Безликая фигура рядом со мной содрогается и тычется носом в бетон. Каска глухо звякает о палубу. Красивая красная лужица натекает с простреленной головы. Ноздри мои заполняет восхитительный запах свежей крови, и я дрожу от возбуждения – оборотень с винтовкой, жаждущий смерти. Каменные брызги больно жалят мне лицо. Я понимаю, что это бьют по нас снайперы, и скриплю зубами – сейчас, сейчас, скоро я до вас доберусь, сволочи, я выпущу вам кишки, я буду стрелять в вас в упор, я расколочу ваши черепа, как гнилые арбузы, я выткну ваши черные глаза, отрежу уши, раздроблю прикладом пальцы и прострелю колени. Я трясусь, как в лихорадке, и запах крови от умирающих вокруг статистов усиливается и сводит меня с ума. И когда пальба над головой – огонь прикрытия – усиливается до нестерпимого грохота, прекращается свист с неба и голос режиссера коротко произносит – «вперед!», тогда я срываюсь с места и наперегонки с другими мчусь в дымное марево. Мне больше не нужно сдерживаться, воздух льется в меня холодным водопадом, я прыгаю, не чувствуя ног, большая заводная игрушка, Питер Пэн, умеющий летать, резиновый Микки-Маус, не боящийся высоты, морды домов впереди страшатся моего горящего взгляда, и раздутые до предела легкие открывают свои клапаны, и я издаю вой непобедимого существа, веселого супергероя, которому можно все. Страх мелких никчемных людишек впереди ощущается всеми фибрами моей волчьей души, винтовка в руках дергается от очередей – я бью, не целясь, по дульным вспышкам из окон. Я прыгаю через упавшие тела без лиц, я радуюсь – мне достанется больше, дымные кусты минометного огня покрывают палубу, горячие воронки жадно открывают пасти, но вот уже близко, вот она – волшебная граница, дождь стальных яиц летит в распахнутые в ужасе оконные рты, и я вваливаюсь в каменную крепость и топаю изо всех сил вверх по бетонным трапам. Я нахожу людей по запаху пота. По страху, который сочится из пор. По шуму их дыхания. Магазин давно отстрелян – мне нет до этого дела – зачем мне патроны? – я молнией врываюсь в тесные клетушки, и жизнь перепуганных существ течет, течет в меня нескончаемым ручьем через штык, через ствол, через руки и плечи, и я пьянею от этого и, отталкивая резиновых мультяшных собратьев, рвусь дальше, бросая гранаты в темные углы, вышибая ногами двери. И, наконец, на чердаке я со звериным рычанием настигаю снайпера – лакомую дичь. Я быстр, как мангуст. Время размазывается вокруг меня тягучим киселем. Играючи отбивая стволом сонное движение чужого приклада, я ударом ноги в грудь отшвыриваю тело щуплого зверька в темный угол. И сосредоточенно вонзаю в него штык. Много-много раз. Штык звякает о палубу, насквозь пронзая дергающееся тело. «Номер 34412190/3254 – задача выполнена», – тороплюсь сообщить о своей радости режиссеру. И глас Божий отвечает мне: «Занять оборону, удерживать позиции до подхода дружественных сил». Я вгоняю в скользкую от чужого праха винтовку свежий магазин. Прямо с чердака, через узкое слуховое окно, поливаю огнем улицу перед собой, с радостными восклицаниями сбиваю на землю маленькие фигурки, что отчаянно бегут навстречу своей смерти. Черепица вокруг меня разлетается сухими брызгами, я скалюсь в ответ, сердито гудящие шершни пролетают надо мной, я отмахиваюсь от них нетерпеливым кивком головы. И вот наконец режиссер сообщает всем задействованным о конце съемок. Я топаю вниз по бесконечным трапам, помогаю тащить чье-то невесомое тело с простреленной ногой, груда брони на палубе второго этажа устраивает пулеметную позицию, странно – у этого тоже нет лица и голос его искажен, будто его пропустили через шифратор. На улице полным-полно ненастоящих трупов. Некоторые еще шевелят конечностями. Таких собираем и тащим на исходную в первую очередь. Я горд и значителен. Радость распирает меня. Я раз за разом возвращаюсь на изрытую воронками улицу, чтобы подобрать очередной тряпичный манекен. Я – настоящий. Остальные – игрушки. Все настоящие выполнили задачу. У игрушек кончился завод. Сели батареи. Мы собираем повсюду их тушки. Война – способ отсеять из наших рядов все ненастоящее, игрушечное. Я небрежно опускаю на палубу у грузовика очередное тело. Бегу чистить оружие. Потом следую в траншею – ожидать дальнейших распоряжений. Сажусь на корточки. И просыпаюсь, будто выныриваю с того света. И страх, которого я не испытывал во время боя и который никуда ни делся, который просто ждал своей минуты, спрессованный в невидимый слиток, – страх обрушивается на меня. И я вжимаюсь в сырую глину, я изо всех сил вцепляюсь в нее скрюченными до боли пальцами и тоскливо скулю, придавленный дымным воздухом. Я не могу, не хочу видеть свет, мне хочется букашкой забиться в укромный уголок, и я ложусь на дно траншеи, не обращая больше внимания на грязь. Благо места теперь полно.