Неужели кому-то могла понадобиться его помощь там, в Хьёрварде? Месте, куда он и стремился и не хотел возвращаться. Там, где были единственные близкие ему люди, те, кого он, пожалуй, назвал бы друзьями. Там, где все напоминало о бессилии и многовековом заточении, об утоленной жажде мести и мучительной тоске по былому.
Один уже готов был взлететь на коня. Слейпнир тоже почувствовал зов и теперь рвал копытами землю, готовый в любое мгновение на него откликнуться.
Но слышный лишь богам крик оборвался. Затих в глубинах эфира, оставив только смутное тревожное эхо.
Один прислушался. Ответом ему была тишина. Отзвуки нескольких битв в двух или трех сопредельных мирах поглотили высокой волной ту легкую рябь, что осталась после оборвавшегося зова. И Один уже решился броситься туда, где кипела самая жаркая битва, где он мог бы вновь дать волю золотому мечу. Но что-то заставило его помедлить.
Не шел из головы оборвавшийся зов. Память участливо подсовывала видения хорошо знакомых мест. Хьёрвард.
Десять лет — смешной для бога срок — он не был в Хьёрварде, предпочитая тешить божественную волю там, где находилась работа мечу. За десять лет Хедин и Ракот изменились едва ли. Но Хаген, Ильвинг… Даже мальчишка Хагена наверняка уже подрос… Сыновья растут быстро.
Из лабиринта мыслей Одина вывел Слейпнир. Белоснежный божественный жеребец переступил ногами и фыркнул, словно насмехаясь над неуместной для воина задумчивостью хозяина. В черном глазу коня горело желание снова пуститься в галоп, проницая пространства и миры. И не столь важно, кто или что ждет их впереди. И Слейпнир торопил седока, нетерпеливо танцуя на месте.
Один склонился к уху коня и шепнул одно лишь слово: «Хьёрвард».
И пусть найти того, кто послал в Межреальность так внезапно оборвавшийся крик о помощи, едва ли удастся, можно будет хоть повидать друзей, вспомнить былое, насладиться теплом чужого очага. Чтобы потом вновь окунуться в водоворот очередной битвы.
Отец Дружин не торопился спешиваться. Он медленно подъехал к дому, стараясь отыскать у сарая коновязь, скрытую разросшимся подлеском и высокими розовыми свечками кипрея. Все было по-прежнему, и ничто не говорило о том, что за время отсутствия хозяина в доме побывала хоть одна живая душа.
Зато природа, жадно захватывающая все зеленая сила жизни, свободно хозяйничала в долине, не различая богов и людей. И старый дом Хрофта не стал исключением. Изумрудное море молодой зелени, расплескавшееся по подножиям скал, наступало на него со всех сторон, подбираясь под самые стены. Дерзкая тонкая березка, белая, как грива Слейпнира, из последних сил держалась на скате крыши. Травы и цветы переплелись так, что конь вынужден был высоко поднимать ноги.
Настороженно прощупав все вокруг заклятьем Видения и поняв, что во всей долине и на склонах гор нет и отзвука какой-либо магии, Хрофт спешился и повел Слейпнира к сараю.
Солнце клонилось к закату, заливая котловину янтарным светом, густым и горячим, как мед. Живые скалы уже начинали перешептываться на своем таинственном, неслышимом языке. И Один различил в их шепоте скрытую радость. Он был дома.
Он не спеша устроил Слейпнира на ночь и только тогда отправился к Дому, на ходу срубив мечом тонкое деревце, выросшее прямо на давно скрывшейся в траве тропинке. Рывком открыл рассохшуюся дверь.
— Здравствуй, Старый Хрофт…
И тотчас острый наконечник арбалетного болта уперся Отцу Дружин едва ли не в переносицу. Хотя незнакомец в плаще с капюшоном был на две головы ниже ростом, дерзости ему оказалось не занимать. Крепкие маленькие руки не выпустили арбалет, даже когда Один одним движением левой руки отломил наконечник стрелы, а правой выхватил Золотой меч.
От одного вида этого меча и ярости на лице Древнего Бога любой другой в испуге бросил бы оружие и уже валялся на полу, умоляя оставить ему жизнь. Но не гость, пришедший в дом раньше хозяина.
Незнакомец ловко увернулся от сверкнувшего в воздухе меча, отбросил арбалет и выхватил свой клинок. Конечно, не чета Золотому. Но это был меч славной гномьей работы. Так что Отец Дружин даже удивился, откуда он у наглеца. Неужели верные гномы теперь куют такое оружие первому встречному, скажем, тому, кто способен бросить вызов Старому Хрофту?
И в тот же миг гномий клинок чиркнул о нагрудник из змеиной кожи и скользнул по руке Одина. Еще мгновение спустя Золотой меч разрубил его надвое, заставив человека в капюшоне попятиться и отступить в глубь дома.
— Кто ты? — глухим от гнева голосом спросил Древний Бог, стараясь увидеть скрытое капюшоном лицо противника. — Как ты прошел Каменных Стражей, если в тебе нет магии? Почему ты зовешь меня Хрофтом?
Ответа не было.
— Хрофта здесь нет и больше не будет! — взревел Отец Дружин, наступая на незваного гостя. — Есть только Один! И ты умрешь от руки Одина!
— Один мне не нужен, — наконец отозвался гость высоким, почти мальчишеским голосом. И на последнем слове, несмотря на дерзко поднятую голову и расправленные плечи говорившего, этот голос дрогнул, выдав неумело скрываемый юным гостем страх. — Один не поймет. Хрофт бы понял. А этот напыщенный старый дурак Один — едва ли. Раз Хрофта нет, мне здесь делать нечего.
Скороговоркой бросив в лицо Владыке Асгарда свою наглую отповедь, мальчишка — а под капюшоном определенно скрывался не взрослый воин, а отчаянный, глупый юнец — схватил отброшенный арбалет и метнул его куда-то за голову Одина, разбив единственное в доме окно. Дерзкий щенок! Он тотчас подпрыгнул, зацепился пальцами за потолочную балку, оттолкнулся от стены и, упав на корточки за спиной Одина, вскочил и бросился к выходу.
Но и Отцу Дружин было не занимать силы и скорости. Он вырос на пути юнца как скала. И парнишка на лету ударился плечом о каменные мышцы груди Отца Дружин и отскочил с криком отчаяния и боли. Наглец остановился, выставив перед собой что-то, замотанное в тряпицу. С головы наглеца медленно сполз капюшон. И Один с удивлением увидел лицо того, кто пробрался в его дом и посмел бросить ему вызов.
Это была девушка. Почти девочка, с короткими, кое-как остриженными темно-русыми волосами, выгоревшими на солнце. Бледная от испуга, но не спускавшая с противника цепкого и жесткого взгляда. И то, что она держала в руках, казалось, придавало ей сил.
Девчонка сорвала тряпицу. И выставила перед собой то, на что возлагала, по-видимому, последние надежды на спасение. Это был огарок восковой свечи. Небольшой, в ладонь или чуть короче. Такие свечи дороги. Но девушка, видимо, предполагала в этом огарке какую-то особую ценность.
Так или иначе, расчет ее оправдался.
— Так чего не сумеет понять Один? — едва сдерживая рвущийся наружу гнев, пророкотал Отец Дружин, не сводя взгляда со свечи. — Для чего тебе понадобился жалкий старик Хрофт? Выпить с ним эля? Поболтать о тех временах, когда никто и не слышал о Молодых Богах? Или о самих Великих, которые не придумали для побежденного лучшей кары, чем бессильная жажда мести?