Отягощенные злом. Законы войны - читать онлайн книгу. Автор: Александр Афанасьев cтр.№ 15

Там спецназовцы и морские пехотинцы снимали свою амуницию, оказывали себе и друг другу первую помощь, говорили друг с другом о том, что произошло. Перед Сашкой расступились, он подошел к лежащему на носилках «нищему», который говорил на балуджи, на русском, но при этом почему-то оказался чеченцем.

— Сейчас прибудем на авианосец.

«Нищий» поймал его руку, стиснул в своей:

— Молодец, малек. Кличка есть?

Сашка покачал головой:

— Нет.

— Теперь будет. Будешь Аскером. Ты не горец — но тебе эта кличка подходит.

— Спасибо.

— Не благодари. За это не благодарят.

Сашка отдал честь.

— Служу России и спецназу.

— Служи… Аскер.

И кто-то похлопал его по плечу.

Ударная авианосная группа, смещаясь на северо-восток, стояла уже почти что на траверзе Карачи, — по крайней мере, было видно зарево на горизонте. Отдельные огни порта видны не были, но зарево было — неяркое, но заметное свечение на фоне темного неба…

Сашка Борецков, ставший Аскером, воином, чьей храбрости изумляются друзья и устрашаются враги, стоял чуть в стороне от главного грузового лифта, призванного поднимать на палубу тяжелые, под сорок тонн истребители-бомбардировщики, чтобы отправлять их в полет. Пару часов назад этот лифт опустил на вторую палубу тело полковника морской пехоты Багаутдинова…

Они довезли его до авианосца живым, ему сделали нужную операцию. Просто не выдержало сердце, и это когда врачи говорили, что жизни полковника Багаутдинова ничего не угрожает.

Коновалы проклятые…

Аскер просто смотрел на горизонт, когда кто-то из палубной команды осмелился приблизиться к нему.

— Летный день закончен, мы…

— Я найду нужный люк.

Аскер просто стоял и думал. Ему надо было подумать.

Тихие шаги.

— Я вот думаю, господин полковник… — не оборачиваясь, сказал Аскер, — на хрена это все нужно, а?

— Ты имеешь в виду…

— Вот это. С кем мы ведем войну? С этими нищими, грязными, завшивленными людьми? Зачем? Им это не надо.

— Это нужно нам.

— Нам… Зачем?

Полковник встал рядом:

— Тот человек, кто учил меня, он сказал один раз мне — если ты не идешь на войну, война придет к тебе. Мы сражаемся здесь для того, чтобы это не пришло к нам.

Полковник помолчал и добавил:

— И это важно.

— Да я понимаю. Только…

— Когда кто-то гибнет, — сказал полковник, моментально почувствовав, о чем идет речь, — я всегда вспоминаю Суру из Корана. Никоим образом не считай погибшими тех, кто пал, сражаясь на пути Аллаха. Нет, они живы, просто вы не можете этого понять.

— Тот, кто умер, он просто умер, и все. Как мои родители.

— Нет, не так. Если кто-то умер — дела его рук остаются с нами. И значит — его будут помнить. Значит — он жил не зря.

— А что останется после нас?

— Мир, лучший, чем тот, в который мы пришли. Я верю в это.

Полковник посмотрел на звезды.

— Местные просто забыли о том, что иногда надо смотреть на звезды… С диска, который вы взяли, мы получили свежие данные о целях. Есть новое задание. Ты готов?

Борт тяжелого транспортного вертолета вибрировал мелкой дрожью даже через мат шумоизоляции, неприятно напоминая о себе. Хвостовая аппарель была откинута, пулеметчик занимал позицию около нее, еще двое расположились по бортам. Вертолет был загружен меньше чем наполовину — в каждом из двух вертолетов было по тридцать отборных бойцов амфибийных сил флота, большей частью морская пехота, меньшей частью спецназ. Ради этой операции оголили почти все корабли, собрали всех, кто только мог воевать, — в конце концов, «Екатерина» исполняла чисто ударные задачи, это вам не корабль — док морской пехоты. До цели было около пяти минут, все сосредоточенно готовились к бою.

Командир — переговорив о чем-то с штурманом в пилотской кабине — повернулся к десантникам, заорал во всю глотку:

— Так, внимание! Внимание на меня!

Он поднял руку, в руке была фотография.

— Наши цели — вот эти здания. Там находится крупный транзитный пункт, с которого боевиков переправляют дальше. После ликвидации одной из точек они попытаются скрыться, мы должны блокировать район, где они находятся. Дальше — либо уничтожаем самостоятельно, либо ждем подхода морской пехоты и казаков. Боевые приказы…

Дальше шло про командиров групп — блокирования, зачистки, снайперов, Аскер почему-то пропускал это мимо ушей. Он ушел в себя, решил немного побыть наедине с собой перед боем.

Пулеметчик, который был подключен к общей радиосети вертолета, показал один палец.

— Одна минута! Приготовиться!

У этого вертолета — две точки сброса: люк в полу и лебедка в хвосте, которой нельзя пользоваться, когда работает пулемет. Сам по себе вертолет не десантный, а спасательный, быстро его не покинешь. Обычно через люк в полу спускают снаряжение и тех, кто придан группе и кто не нужен на земле прямо сейчас. Через хвост спускается прикрытие вертолета и штурмовая группа. После нескольких инцидентов правила изменили — теперь группа прикрытия вертолета спускается на тросах до посадки вертолета и прикрывает его посадку уже с земли.

— Шашки наголо!

Команда из старой армии, кавалерийская. Вертолетные части обычно появлялись на базе легких кавалерийских — уланы, гусары. Многое шло оттуда. Сейчас по команде «шашки наголо» ты просто досылаешь патрон в патронник, ставишь автомат обратно на предохранитель и включаешь прицел…

Вертолет начал замедляться. Бойцы уже выстроились к точкам сброса…

Потом вертолет встряхнуло… это был тяжелый транспортный вертолет, с двумя турбинами по несколько тысяч сил каждая, способный нести бронетранспортер на внешней подвеске и несколько десятков готовых к бою бойцов, десантный отсек у него как комната в квартире, даже больше… это воздушный линкор, на него почти не действует никакой ветер… и его не могло просто так встряхнуть, ни сильно, ни слабо, вообще никак. Но его встряхнуло, потом, в следующую секунду загорелась мигающая, красная, аварийная сигнализация в десантном отсеке и заработал пулемет по правому борту. А потом что-то взорвалось, прямо под брюхом вертолета, с такой силой, что пол ударил по ногам, он изо всей силы схватился за натянутый трос для парашютного десантирования. И Аскер почувствовал, что вертолет падает…

Когда он пришел в себя, прошло несколько лет. Или несколько дней. Или несколько минут. Но все переменилось — быстро и страшно…