Как будто для путнего дела. Чудной такой. Увидела глазки его Полина. Покачала умной головой и, вздыхая, сказала сущую правду: «Ну все, как начнешь ты пить, и не увижу я белого света».
Тяжело переживала она питейные безобразия. Правильно заметила. Как возьмется, бывало, почтенный супруг за штоф, так пиши пропало. Убегает из дому и кот, и покою нет, и денег не сыщешь.
Правда все. А муженек и спорить не стал, потому как вскоре сделался навеселе. И пил целых две недели. Отказать ведь не мог себе совершенно в спиртном напитке. Заливалась работящая Полина с детьми на печке горючими слезами.
Пролетели те черные две недельки за плотскими увеселениями. Хорошо погулял наш сибиряк. Да, видно, в последний раз. Сколько ни пил крестьянин, а забыться от липкого страха не мог. Подкралась к сердцу смертная тоска. Уплыли от него сладкие мечты. Понял вдруг наш богатей, что выходит из него жизненная силушка и не может никак вернуться.
И вот как первый колокол грядущей беды ударил.
Очнулся однажды Гаврила серым утречком после скромных тех седмиц, а на сердце кошки скребут, решил прихорошиться с похмелья березовым гребешком. И вот что из того получилось. Прихватил гребнем волнистую русую прядь. Потянул, чтобы расчесать, да так и ахнул. Так и сел. Выпали разом из буйной головенки кудрявые пяди. Взялся в испуге хозяин поверить и другие пряди на прочность.
И понял, что ничего не осталось. Пришел волосам горький срок. Выпали родные волосы как один. Остался бедолага, как древний старичок — без единого родного волоска на макушке. Прямо беда.
Заболел счастливец наш неведомой хворью. Что ни день, то здоровье слабей.
Вдруг обозначились и открылись по всему телу его злые язвы. Навалилась на сердце смертельная слабость, что и руки не поднять. Ложись и помирай.
Дальше — больше. Выступили на белой коже страдальца зловещие синие такие паучки.
Стали те недобрые паучки день ото дня крупнеть да подрастать.
Заплакал Гаврила горючими слезами и отправился к старым людям совета искать.
Посмотрели на болящего старые-престарые поселяне. Расспросили как следует про золото и про злые язвы. Призадумались и очень пожалели Гаврилушку. Погладил тогда самый старый дедушка седую бороду и говорит ласково: «Чему быть, того не миновать. Крепись, сынок, предстоит тебе последняя и дальняя дорожка. Вся беда твоя и хворь смертельная от лихой находки твоей. Погубило тебя злое, дикое золото».
Давно это случилось. Нашли старатели вверх по ручью в лесу на полянке богатую золотую жилу.
Копали люди золотой ручеек день и ночь. Уходили все глубже, и недаром. Вывела их золотая струя к самородкам, а за самородками стали попадаться и знаменитые лошадиные головы. Радовались старатели, да только недельку и продлилось их счастье. Поразила всех страшная смертельная хворь, и вскорости все они один за другим померли.
Была причина тому в порядке природы. Рождается золото в Богунайской земле от небесного огня. Превращает небесная сила огненная горную породу в земляных печках и оборачивается порода в золото.
Но бывает, что задерживается страшная небесная сила в золоте и в земле не рассеивается. Хранит она сокровище от всего живого, и кто прикасается к той жиле по незнанию, тот заболеет и смертию умрет.
Вернули старатели злую находку свою в шахту, чтобы не губила обманка золотая людей. А сами вскоре с церковным приготовлением отошли к Богу.
Заросла к той пещере тропинка мохом-травою. Забыли люди про недоброе богатство, вот и попался в земляную ловушку новый человек.
Раскаялся тут Гаврила в мечтаньях своих золотых и помирать собрался. Рассказывала жена, что чертил он марким угольком на дощечке для семьи новый дом. Хотел по тому рисунку строить светлую домину на всех шестерых детей. Мечтал все о богатой жизни, пока болезнь позволяла. И вскоре так скрутило бедного, что и плоть грешная от костей отходить стала. Разрушила болящего заживо недобрая небесная сила от золота. Жить с таким телом нельзя стало, и пришлось бедолаге от разложения плоти скончаться в расцвете лет в надежде на всеобщее воскресение.
Схватила тогда обиженная Полинка узел с мертвым золотом, вынесла подальше из дому и закопала от греха подальше в дальнем углу огорода.
Хорошо еще сама не заболела. Бог милостив.
Прошли своим чередом скорбные хлопоты. Схоронили несчастного Гавриила по всему церковному обычаю. Жалели его все соседи и особенно родная жена, молодая Полина, сильно плакала. Видишь, молодой еще был, не старый.
Окончился его земной путь на Сокаревском старом кладбище. Обернулась земля ему пухом. Ничего не поделаешь.
Осталась веселая Полинка тихою вдовою. Ушла вся в заботы. Вырастила шестерых здоровых ребятишек без отца. Непросто ей это было, да только с нынешним-то временем несравненно легче. Спасало хозяйство большое. Лес ягодный да река рыбная. Не то что нынче, ни кола у людей, ни двора.
Осиротели безвинно жена и дети малые. Испытали они на горькой судьбе отцовской мертвую силу дикого золота.
Пал Гавриил новою жертвой великого соблазна. Зовется такое искушение обольщением богатством.
Было, видно, совсем не по плечу крестьянину нежданное сокровище златое. Взял его сибиряк, отяжелел и ушел весь в сырую землю. Потонул простым топором в лукавом омуте. Разошлась по омуту волна, а по народу молва.
Забыли добрые люди с тех пор тропинку на золотую яму да к дикому золоту. Затаилось лукавое сокровище в земляной норе, как ядовитое змеиное жало. Устроена так и жизнь человека. Если есть настоящая, истинная ценность у тебя, то слава Богу. Дает та ценность, как золото, свободу человеку от всякого недостатка. Живи и радуйся по-настоящему вечным вещам и понятиям.
Но прячется рядом и ложная недоделка. Играет людскими чувствами не набравшая полноты мертвящая обманка. Кажется, будто она драгоценно-золотая, но на деле — мертвая вовсе. Схоронилась в том диком самородке небесная молния и все вокруг тайно разрушает.
Погибнет от нее грешный человек.
Подстерегает жадного копателя в сибирской земле недозрелый плод небесного гнева.
Дикое золото.
МЕДВЕДИ-ОБОРОТНИ
Объявились в наших лесах издавна, всякого удивления достойные, чудо-медведи — оборотни.
Охотятся по дремучей тайге добрые люди. Стреляют себе всякого прекрасного зверя и птицу и, конечно, медведя огромного не пропускают. Затравят, как положено, в погожий денек косолапого и через собачий лай бьют особыми пулями с обоих стволов наверняка.
Обычно-то все хорошо, завалят мохнатого мишку и, поблагодарив Бога, возьмутся за острые ножи. Разделать лесного хозяина-зверя поспешат, иначе нельзя, бесчестье ведь. Получат все и мяса пудов двадцать, и просторную медвежью шкуру.
Но бывает, что обернется удачная охота бедой — не бедой, но и несказанным перебором, что и сказать нельзя.