Один мальчик уверял, что встретил на лугу некую фигуру, как бы парящую над лугом в токах восходящего воздуха. Ветерок понес фигуру в сторону мальчика, и тот с изумлением узнал… самого себя. Но тут черты исказились, привидение задрожало и растаяло, а какие-то оставшиеся от него серые клочья разнес ветер.
В эту историю верится с трудом, потому что мальчик рассказал о ней только вечером, в лагере; а поскольку мальчик к тому же трусоват, такое поведение психологически недостоверно; он, скорее всего, должен был с громким криком кинуться за остальными.
Вот чего экспедиция-95 не обнаружила совершенно, так это блуждающих огоньков. Я, кстати, тоже не видел своими глазами ни одного огонька и даже стал одно время сомневаться в их существовании. Но двое ребят из Юксеево, примерных сверстников моих учеников, рассказали, как год назад заехали потемну и спьяну на раскопы – вдруг страшно захотелось их немедленно осмотреть. Ну и бежали парни в панике от того, что два горящих красных глаза выплыли из ущелья Дружинихи и уставились на них в упор.
– Так глаза или два огонька?
– Глаза…
– Точно глаза?! А где тогда все остальное?!
– Ну, может быть, и огоньки… Но вы бы их видели; наверное, все равно глаза.
А наши ученые обнаружили на Дружинихе мощную геомагнитную аномалию. Похоже, что прямо под луговиной, в двух шагах от раскопа, залегает «железорудное тело» – то есть, говоря попросту, здоровенная жила, содержащая не меньше 200, но и не больше 500 тонн намагниченного железа.
А биологи выяснили, что на этой луговине резко меняется состав растительности. Само по себе это не говорит ни о чем, кроме того, что место это какое-то особенное, условия для жизни растений на котором отличаются от условий на всех других местах. Но сами по себе данные любопытные: значит, и правда здесь что-то не так, как везде.
Кое-что из происходившего на Дружинихе «железорудное тело» делает более понятным: изменения психологического состояния людей, увеличение масштабов обычной и привычной бабьей стервозности, возможные галлюцинации.
Но к числу галлюцинаций никак не отнесешь то, что видят и слышат одновременно двое или трое. Ни огоньки, ни музыка, ни звуки шагов – никакие не галлюцинации. Чем вызваны эти явления, я знаю так же мало, как пятнадцать лет назад. Собственно говоря, дело ученого сделано: исследование проведено, результаты получены – уж какие могли быть, те и получены. И никак не моя вина, что обнаруженное «железорудное тело» никак не объясняет ни музыки, ни огоньков, ни странных звуков, которые раздаются в этом месте по ночам.
Дело сделано, и к изучению Дружинихи я вряд ли когда-нибудь вернусь.
Глава 18
РОДСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ 1987 г.
В 1987 году копали возле деревни Береговая Подъемная Большемуртинского района. Там было огромное поселение бронзового века, площадью десятки тысяч квадратных метров. В XVIII русские основали деревню прямо на территории древнего поселения: всем нравилось сухое, удобное место над тихой речкой, над поймой огромного Енисея. Русская деревня разрасталась, и все чаще прямо над культурным слоем бронзового века, времен скифов, образовывался слой современного или почти современного русского поселения.
Но последние 70 лет деревня становилась все меньше и меньше. Ставили ее в месте красивом, здоровом для жизни и удобном, но при советской власти это все было неважно; гораздо важнее было, что до деревни ехать из райцентра далеко. Едешь из Большой Мурты девять километров и приезжаешь в Комаровку. Название очень верное, потому что стоит Комаровка в пойме реки, в сыром поганом месте, неудобном для ведения хозяйства и нездоровом для жизни. А затем до Береговой Подъемной надо ехать еще шесть километров… Кроме того, Береговая Подъемная была центром Белого движения, и посудите сами – как же ее любить властям?!
И постепенно правление колхоза перенесли в Комарово, туда же, в центральную усадьбу, стали стекаться и люди, а Береговая Подъемная все умирала и умирала, все делалась меньше и меньше. В 1987 году жило в ней от силы четверть довоенного населения, среди них все больше старики.
Так что копали мы на месте, где дома стояли давно, до 50-х годов. А потом жители их умерли, наследники жить в Береговой Подъемной не хотели; так что дома разобрали для каких-то колхозных нужд. Никто больше не засевал картофельные поля, не возделывал огороды, и на месте этой части деревни появился большущий пустырь.
Чтобы дойти до слоя бронзового века, нам приходилось копать фундаменты, надворные постройки и кухонные остатки русских XIX и XX веков. Различать слой XIX и XX веков оказывалось трудно, потому что в XX веке жили в домах, построенных и сто, и сто пятьдесят лет назад. Различается посуда в хозяйственных ямах, куда сбрасывали битые тарелки, чашки и кружки, а дома, сараи и коровники чаще всего оставались те же самые, а если сарай и строили на другом месте, то ведь не было в нем никаких отличий от другого сарая, построенного на сто лет раньше.
Приходили местные и с большим юмором воспринимали наше занятие. «Большие дяди, а играют в песочек…», – порой читалось на их лицах. А один пожилой дядька стал требовать с экспедиции бутылку за то, что мы копаем усадьбу его бабушки.
– Тут вот она жила! – уверенно говорил он, тыкая пальцем в темное пятно мешаной земли, обозначавшее место, где стоял раньше дом.
– А если вы наследник, почему тут не живете?
– Я на КРАЗе работаю…
В результате мы стали называть этот слой русской деревни «бабушкиным слоем» – на мой взгляд, довольно точно.
А жили мы в доме прямо посреди деревни, и как-то девушки вбежали в этот дом очень уж поспешно. Я сразу решил, за ними гонится какой-нибудь любвеобильный комбайнер, но оказалось, что они гуляли за раскоп и никого по дороге не встречали. Только от обрыва к речке шел какой-то «серый человек», и почему-то при виде этого «серого» они очень испугались и захотели убежать побыстрее. Чем он их напугал? Ничем… Он просто шел себе и шел. Чего же они так кинулись сразу домой? Ах, они сами не знают… Им просто очень неприятно было там находиться, и все.
Вроде бы инцидент исчерпан, и неважно – мало ли кто мог там идти?
Но и назавтра «серый человек» уходил от обрыва к реке. Кто такой? Никто не знает. Кто его видел? Только те, кто вечером ходил за раскоп, за околицу деревни. А в самой Береговой Подъемной его отродясь не видали.
Так в самой экспедиции прогулки за раскоп, в ту сторону деревни, стали несколько непопулярны. Благо, ходить можно было ведь и совсем в другую сторону, за слияние рек Верхняя и Нижняя Подъемная, в сенокосные душистые луга.
Я сам решил прогуляться и посмотреть, что же происходит на раскопе. Стоял типичный для сибирского августа вечер – темно-прозрачный, ветреный, прохладный. Низкие тучи то закрывали луну, то пропускали новую порцию серебристого загадочного света. С высоты террасы открывался вид на реку, на луга за рекой. Видно было хорошо, но нечетко, и главное – временами лунный свет почти исчезал, наваливалась прямо-таки угольная темнота. То все видно на километры, а то не видно в двух шагах.