Зверь из бездны: Второй раунд - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Корепанов cтр.№ 2

Да… Чайка… Крыло Ворона… Гаруда… Павлиний Хвост… Жаворонок… Иволга… Пестрая разнообразная птичья стая, и я сам беспокойная птица, стремящаяся то туда, то сюда…

Я никогда не был силен в истории, в школе она интересовала меня гораздо меньше (если вообще интересовала), чем психология или, скажем, переменное мультимоделирование. Но легенду, а, может быть, и не легенду, а правду о том, почему обитаемые миры получили имена земных птиц, я в общих чертах знал. Традиция эта сохранялась и сейчас, как и дежурство в вестибюле здания Унипола.

Произошло это в те далекие-предалекие времена, когда земляне готовили заселение первых пяти миров. Вот тогда и возник вопрос: как назвать новые планеты? Они еще не имели наименований, вернее, имели, кажется, какие-то регистрационные номера, потому что только-только были открыты с помощью нуль-перехода. Методом простого тыка.

Уж не знаю, кто и как все это там обсуждал, кто предлагал и кто отклонял, но предложения были разные. Например, дать планетам имена героических личностей. Но кого считать героями, а кого нет? И как выбрать из множества героев пятерых самых что ни на есть героических? Так же обстояло дело и с именами выдающихся ученых и мыслителей. По какому критерию производить отбор? Еще, насколько я знаю, были предложения именовать планеты просто порядковыми номерами: Первая, Вторая и так далее; выбрать благозвучные названия из периодической системы элементов; присвоить планетам названия цветов… Ни одно из этих предложений не прошло, споры разгорались, имея явную тенденцию продолжаться до бесконечности. Но все-таки, в конце концов нашелся некий безымянный (во всяком случае, для меня) землянин, который раскопал одно определение из стихотворения древнего земного поэта Дорки или Лорки, не помню: планеты — это серебристые лебеди, это птицы. И ведь действительно он прав, тот древний земной поэт! Что такое планеты, как не птицы космоса, Универсума? Они мчатся в лучах своих солнц, рассекая грудью черные пространства, они удаляются от своих светил, но, как перелетные птицы, всегда возвращаются; у них разное оперение — пепельное, цвета спелого апельсина, палевое, изумрудное, пурпурное, лимонное…

Предложение было принято, и первые пять планет, первые пять обитаемых внеземных миров стали Серебристым Лебедем, Фениксом, Чайкой, Соколиной и Фламинго. Не знаю, кто как считает, но, по-моему, это было придумано действительно красиво.

Я дошел до конца квартала и свернул в парк. В парке было малолюдно и так тихо, словно это был не парк в центре города, а далекий лес где-нибудь за дунайскими островами. За это я тоже ценю Соколиную — на ней можно без труда отыскать множество очень тихих местечек. Миновав массивное и в то же время словно готовое взлететь здание синтезтеатра — сегодня там проецировалась синтеза «Путь к Граду Небесному», — я оказался у цели и, нырнув в темный проем входа и попав на плавно пошедшую вниз площадку, начал погружаться на дно.

Кабинка на пятом уровне была очень уютной. Безмолвный официант в белом поставил на столик заказанные мною кофе и бутерброды с сыром, ветчиной и латонтой и удалился, бесшумно закрыв за собой дверь. Я выбрал на мелосе свою любимую песню, откинулся на спинку дивана, вытянул ноги и закрыл глаза. Все-таки перегрузки последних недель давали о себе знать. Крепко, ох, крепко пришлось потрудиться на Соловьиной Трели, прежде чем мы вышли-таки на Махача…

Тихо звучала медленная музыка, голос Джулио Понти витал среди растений, свисающих с потолка, вьющихся по стенам, и я отдыхал на удобном диване, я лежал на дне, словно якорь, и все у меня должно было получиться, и я мог мыслить четко и остро, и развязывать самые запутанные узлы, и находить самые скрытые, самые тайные ходы, ведущие к цели, и всегда и во всем быть победителем.

«Когда в морском пути тоска грызет матросов… Они, досужий час желая скоротать, — мягко и грустно пел Джулио Понти, — беспечных ловят птиц, огромных альбатросов… Которые суда так любят провожать…»

Я помню, как впервые услышал эту песню. Шел, кажется, второй или третий месяц моего пребывания здесь, на Соколиной, все вокруг было чужим, незнакомым, многое раздражало, многое воспринималось совсем не так, как теперь. К делам меня Кондор практически не подпускал, давал возможность освоиться, присмотреться, нагружая только материалами для работы с биокомпом, и вечера мои были длинными и однообразными. Вот тогда я и набрел на кафе «Якорь на дне» и, просматривая за чашкой кофе мем-блок мелоса, обнаружил там песню под названием «Альбатрос» в исполнении Джулио Понти. Ни песни, ни певца я не знал, но само название… Уже потом я подключил к этому делу своего биокомпа (он к тому времени стал Валентином) и мы, прикрываясь термином «служебная необходимость», вышли на информаторий Совета Ассоциации, а через него — на информаторий Земли. Собственно, никакой нужды в этом не было, но мне просто хотелось знать, кто написал слова песни с таким названием. В том, что стихи сочинил землянин, сомневаться почти не приходилось: хотя и суда, и, разумеется, матросы есть в каждом обитаемом мире, но альбатросы водятся только на Земле. На моей родине они почему-то не прижились…

Информаторий Земли блестяще справился с поставленной задачей, и Валентин сообщил мне его лаконичный ответ: «Шарль Бодлер, Франция, девятнадцатый век от Рождества Христова».

Имя жившего в древние времена землянина, конечно, ни о чем мне не говорило, но теперь, слушая «Альбатроса», я представлял человека, сочинившего эти стихи. Текст обрел автора — и какое-то внутреннее мое душевное неудобство исчезло — я дошел до истины. Наверное, это у меня профессиональное…

«Поэт, вот образ твой… Ты так же без усилья… летаешь в облаках… средь молний и громов… — продолжал заполнять все вокруг проникновенный голос певца, — но исполинские… тебе мешают крылья… внизу ходить… в толпе… средь шиканья глупцов…»

В общем-то, песня была совсем не о том, что чувствовал я, когда слушал ее. Обычные ассоциации — и виделась мне моя родина.

Альбатрос… Бесконечное детство в предгорьях Альп, бесшабашные школьные годы; потом, под умелым нажимом отца, участкового следователя, поступление в полицейскую школу. Ну, а дальше — только два варианта: или служба в рядовом составе, или полицейский колледж. Я уже тогда терпеть не мог останавливаться на полпути, не доведя дело до конца, поэтому, конечно же, выбрал колледж. Первая попытка не удалась, я по-хорошему разозлился на себя, весь год работал в нашем карьере и готовился, готовился, готовился… И поступил. Прекрасное было времечко в прекрасном полицейском колледже прекрасного города Вечный Сад у Балтийского моря, на прекрасной планете Альбатрос!

Потом много всякого было, и я даже успел жениться — чтобы через год развестись… Полицейский участок, городское управление… Наверное, я все-таки проявил кое-какую сноровку, сумел показать себя с хорошей стороны, если был приглашен в управление округа. Дел хватало, и приходилось работать не только головой, но и руками. И головой, и руками работал я, по-моему, неплохо — во всяком случае, всегда был уверен, что справлюсь с любой задачей. И справлялся. Да и парни у нас подобрались отменные.

А дальше, это уже года через четыре, впервые довелось проводить операцию совместно с Униполом — контрабанда, группа Дильта. И, выходит, спасибо Дильту, потому что благодаря ему я оказался в поле зрения Кондора. Еще одна совместная операция, затем приглашение к участию в работе групп Унипола на Гаруде и Крыле Ворона — это Кондор уже решил со всех сторон рассмотреть и оценить меня, — потом затишье чуть ли не на год, и я и думать перестал об Униполе. (После я узнал, что у них просто не было вакансий. Внезапно и совершенно незапланированно вакансии появились, сразу две после схватки с группировкой Саффаха в Новом Иерусалиме, на Пеликане…)