Деревья стояли все гуще, и через мокрые кусты приходилось все чаще продираться. Даже не верилось, что тут от городской окраины всего ничего.
Правда, изредка попадались под ноги пивные банки и бутылки, должно быть, оставшиеся с лета. Вряд ли в этакую погоду кого-то потянет распивать на природе. Поэтому на встречу, как говорится, с «мирными жителями» Никита не очень рассчитывал. А вот насчет милиции беспокоился по-прежнему. Шорох собственных шагов ему казался слишком громким, а в шелесте деревьев то и дело слышались голоса. Останавливался, прислушивался, затаивал дыхание — нет, вроде ничего подозрительного.
Карты у Никиты не было, компаса тоже, фонариком он светил только изредка, когда чувствовал, что сходит с тропинки. Шел, чтоб куда-то идти. Но, в общем, мысли о том, что делать дальше, его уже начали посещать.
Конечно, ни к бабке Егоровне, ни к Андрею с Аллой ему возвращаться не стоило. После того, что он начудил, его, пожалуй, и на порог не пустят. Да и черт его знает, могут милицию вызвать. Не говоря уже о том, что милиционеры могут наблюдение организовать. Вообще, лучшим выходом Никите казалось убраться из города. Только вот как? Обратного билета на поезд у него нет. Надо идти на вокзал, но там в кассе нужно паспорт предъявлять. А Егоровна, между прочим, запросто может назвать его фамилию, имя и отчество. Оно, конечно, неплохой аргумент в пользу его невиновности, но как тогда понять, что он сбежал с места происшествия? Уже подозрительно. Так или иначе, есть к чему прицепиться. Никита уже вовсю ругал себя за то, что поддался своим страхам перед милицией и взялся убегать. Ну неужели не разобрались бы? Почему милиционеры обязательно должны быть нечестные, недобросовестные или коррумпированные? Наверняка ведь есть среди них и приличные люди. Остался бы на месте, спокойно дождался бы их прибытия, рассказал все как есть…
С чего ему взбрело в голову удирать?! Но сделанного не воротишь. Теперь, по крайней мере, тем, что бегали с собакой, лучше не попадаться. Разозлились наверняка, а если кто-нибудь в эту помоечную канаву сподобился провалиться, то тем более. Могут и плюх надавать, а уж в камеру посадят точно. В компанию к бомжам, шпане и даже настоящим блатным.
Как только Никита подумал о блатных, ему стало не по себе еще больше. Если милиция, пусть даже чисто теоретически, могла не найти оснований для его задержания и тем более — для ареста, то перед криминалом у Ветрова явная вина.
Утренний киллер — это не простят. Две набитые морды качков — тоже. Само собой, гражданин, прыгавший на Никиту с очень большим ножиком, да еще и имея пистолет за поясом, не принадлежал к какой-либо другой категории людей, кроме бандитов.
И ясно, что его не Ермолаев к себе домой посылал, проверить, все ли цело. Что там за бумажки он взял, которые перекочевали теперь к Никите за пазуху? Черт его знает, что именно в них написано, но ныне покойный гражданин вполне мог из-за них пойти на убийство — ведь он Никиту запросто зарезал бы, если б не счастливая (для Ветрова, конечно) случайность… А раз так, то они представляют некую ценность. И не самую малую, наверно. При этом, конечно, интересовали они не самого неудачно прыгнувшего господина, а какого-нибудь ихнего туза, авторитета, вора в законе или кто там у них еще бывает. И конечно, этот руководитель дела так просто не оставит. Может быть, он уже узнал, что его подручный убился, и даже о том, что Никита в милицию звонил. А если не узнал, то самое крайнее завтра узнает. После чего его банда начнет Никиту искать. Если найдут — не помилуют. Это как дважды два. Даже если поверят, что Ветров их приятеля не резал, не простят звонка в милицию и похищения бумаг, которые им нужны были… Господи, на какого черта он, Никита, за них ухватился? И почему на свалке не выбросил? Во дурак!
Но может, еще сейчас не поздно? Найти какую-нибудь ямку, сунуть туда пистолеты, бумажник, сами бумаги, засыпать листьями. Никто ведь не видел, как он их брал… А потом пойти в милицию, рассказать все… Ну, не совсем, как было, а что, мол, ни пистолета, ни чего такого не брал. И что дальше? Все равно не поверят. Топтался около трупа — значит, там был. А труп лежит не так, как упал, а перевернутым на спину. Значит, трогал его, ворошил. Можно, конечно, сказать, что проверял, живой или нет, а в куртку не лазил. Но ведь запросто запутать могут. Это здесь, в лесу, когда еще не поймали, легко соображать, что говорить, а что нет. Когда там, в милиции, допрашивать начнут, все совсем по-другому будет. Тем более если вдруг здешние бандиты, которые за этими бумагами своего покойного дружка отправляли, с ментами в доле состоят… Уж чего-чего, а про это Никите немало наслышаться пришлось. В таком случае ему вообще ничего не светит. Удавят его в тюрьме или на воле зарежут. Вот влип так влип! Сидел бы спокойно у бабки, не совался бы ни во что — не трясся бы сейчас, как дурак…
Неожиданно до Никиты донеслись откуда-то спереди негромкие, невнятные голоса. Ветров замер, осторожно сошел с тропы, встал за дерево. Нет, шагов не слышалось, голоса не приближались. Правда, понять, о чем говорили, было невозможно. Ветер шумел, ворочал ветки с остатками листьев, накрапывал дождик.
Никите было ясно, что если он пойдет по тропе дальше, то наверняка придет к источнику голосов. А он ни с кем встречи не искал. Ни с милицией, ни с бандитами, ни с простыми гражданами, наличие которых в это время суток на лесной тропке было не очень вероятно. Поэтому Никита Решил свернуть с тропы и взять левее. Однако, как он ни старался, шаги не получались бесшумными. Да и деревья стояли довольно плотно, все время ветки приходилось от лица отводить, а это лишний шорох. А уж под ногами все время что-то похрустывало. Каждый такой хруст у Никиты вызывал мандраж, будто он на мину наступил или за растяжку запнулся. Всякая «зеленка», даже подмосковная, после Чечни его раздражала. Ну и эта, здешняя, исключением не была. Некомфортно себя чувствовал.
Вроде бы он довольно далеко прошел влево от тропы, и голоса больше не слышались. Вдруг впереди и чуть правее, за деревьями, всего-то метрах в двадцати, появился свет. Не такой, как у фонарика, а поярче, и не направленный лучом в одну сторону, а такой, каким светятся окна.
Никита забрал влево, стараясь пройти подальше от света, но тут он погас.
Голосов больше не слышалось, но что-то ведь светилось… Никита особо не размышлял над тем, что тут светиться может. Ему главное было не натолкнуться ни на кого. Тем более на милицию.
И тут он вышел на узкую, поросшую травой дорогу-просеку. Шла она примерно в том же направлении, что и тропа, с которой Никита вынужден был сойти. Вряд ли эта дорога была специально предназначена для вывоза мусора на свалку, скорее ее проторили какие-нибудь хитрые водители, которым она позволяла сэкономить какое-то время. Но вела она наверняка на свалку, потому что по обеим сторонам ее валялось множество всякой дряни, свалившейся или ветром сдутой с мусорных кузовов. Обратно на свалку, конечно, Никите не хотелось, тем более что там его небось уже разыскивала милиция. А другой конец дороги, по идее, мог вывести Ветрова на шоссе. Может, там попутка подвернется? Хотя, конечно, там и милиция может оказаться…