Адская рулетка - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Влодавец cтр.№ 83

— А на самом деле?

— На самом деле, как мне дед Лешка рассказал, я подъехал к какому-то суковатому дереву, уперся лбом в острый сук и ну этот сук себе в башку вдавливать. Опоздай он на пару минут, я бы глазом на него накололся и загнал бы себе в мозги. Точно, боль бы пропала, только и я бы вместе с ней…

— А на Кислова это наваждение не действовало?

— Савельич знал, что да как. Он себе ладонь ножом резанул, не сильно, но чтоб болело, и попер по моему следу. Когда у человека настоящая рана болит, то эта чертовщина сразу не возьмет. Она ведь сперва приманивает, а потом ты незаметно как бы в сон попадаешь. Видишь не то, что есть; того, чего не надо, боишься, а чего надо — не боишься. А боль, как видно, мешает ей усыпить. Правда, я когда башкой об сук долбился, уже до такой точки дошел, что все наоборот понимал. Поэтому не был бы Кислов в силе, не утащить бы ему меня. Но он-то матерущий был еще, хотя ему уже семьдесят пять годов тогда числилось, а я, хоть мне семнадцать стукнуло, еще от военной голодовки не больно откормился. В общем, он меня от дерева оттащил, а я-то при этом упирался вовсю. Он мне чудищем каким-то виделся, жутью. Не то медведем, не то сохатым, хобот как у слона, когти, как паучьи лапы… Но дед Лешка меня на тропу все-таки доволок. Главное, как он сказал, того, кто завороженный, спиной развернуть к тому месту, откуда эта ворожба идет. Ты тоже это помни.

— Интересно, а сам-то дед откуда про это узнал?

— Частью от Парамона Лукича, частью сам дошел. Хотя всего, что там прикинется, — не переберешь. И подловить самого опытного могут. Я уж вроде говорил, что Кислов по пьяни к «Черному камню» маханул? Это пять годов спустя после моего случая было. Дед-то Лешка уже по-настоящему стареть начал, а я пооперился, армию отслужил, сам промышлять мог. Он здесь, на заимке, оставался, как я сейчас, заместо завхоза, а мы с братовьями в тайге мотались. Братья у меня на промысел не фартовые, но пока я в армии служил, Кислову помогали. Тоже едва не пропали несколько раз, даром что постарше меня были. Ну вот, значит, был у нас обычай под старый Новый год съезжаться и отмечать. На простой Новый год тоже съезжались, но это дело было под старый, точно помню.

Собрались, выпили. Немного совсем — на четверых две бутылки было. Посидели, закусили, попели, поговорили. Дед Лешка, конечно, какие-то страсти порассказывал нам, молодым, в науку. Потом в нужник отправился. Братовья спать залегли. А я чего-то решил деда дождаться. Как-то, понимаешь, на душе не лежало. Полчаса прошло, час, а его нет! Не веревку же проглотил?! Выскочил во двор, глянул в сортир — нету. А следы к воротам идут. И лыж нету. А деду-то уже за восемьдесят закатило. Куда, думаю, поперся? Одевался-то он не шибко тепло, только до очка дойти. Зипунок накинул, шапку, чтоб лысину не продуло, в валенках, конечно. Но штанов ватных не надел, да и под зипун ничего не напялил. А на дворе мороз за тридцать пять.

Начал братьев будить — а их не растолкаешь. А время идет. Я-то уж хорошо знал, что может быть, если опоздаешь. Оделся, взял карабин — и на лыжи. Дунул, как гонщик. Но с умом, хмель с меня сошел, так что не наглупил. От ворот ведь не одна лыжня шла, а целых пять. Сунулся бы не туда — и деда не уберег, и сам бы мог пропасть. Но я по уму сделал. Сразу фонарем посветил, приглядел, где свежий ход был, и только после того махнул. До этого ночами мне не больше двух раз по этим местам ходить случалось, а одному — никогда. Дед Кислов и сам без нужды в ночь не ходил, и нам не велел. Ясно ведь, что не просто так помчался. Что-то привиделось — это как пить дать. К старости-то у него голова ослабла, легче его заморочить… Правда, до того случая я и не думал, будто прямо на заимке что-то прикинется, но с тех пор и тут, выпивши, стал поменьше разгуливать. Даже туалет переделал так, чтоб не через двор бегать, а прямо из избы.

В общем, повесил фонарик на грудь, смотрю вперед и вниз на лыжню, по сторонам — ни-ни! Иду-иду, от самого пар валит, а деда не могу нагнать. Потом вижу — шапка валяется! Подобрал. Неужто дед, который ее дома не снимая носил — лысина, мол, стыла! — ее так просто сронил и забыл? Гоню дальше. Километр еще маханул — зипун лежит. Мать честная! Зипун не шапка, его не сронишь, верно?! Либо сам сбросил, либо с него сняли. Но след-то один, топтанья-валянья не видно — значит, сам скинул. После того пиджак нашел, еще дальше — жилетку. Все побросал сам, никто не помогал — по снегу видно. И скорость не сбавляет, хотя другого бы уже давно мороз скочепыжил. Но что самое хитрое — и мне захотелось шапку скинуть. Жарко! Вроде и от бега разогрелся, но как-то не так… Не объяснишь точно, но я против того, что мне в голову лезло, всеми силами стал упираться. А оно, здешнее это, — свое гнет. Временами казалось, что шапка аж горит, якуня-ваня! За малым не поддался. Снега схвачу, по шапке разотру — и все уляжется. Потом опять греть начинает.

Смотрю, а уж вот он, ручей. Дальше подъем на «Котловину» начинается. Кислов и меня, и братьев столько раз предупреждал, чтоб мы без него за ручей не лазили и на сопку не ходили. Там и лыжни-то катаной не было. Сам он в то место уж три года не ползал и нам заказал. А я до этого там никогда не был, ни зимой, ни летом. Не водил Савельич.

Струхнул, конечно, но пошел. Сразу за ручьем нашел шарф, а еще метров через пятьсот рубаху вязаную. Выходит, что дед Лешка в одной исподней бязевой катит. А лыжня идет наискось и вверх по склону забирает. Видно, что тропа когда-то рублена, наверно, еще дедом Парамоном или «геодезистами» вашими, но лыжню-то Кислов по свежему торил. Стало быть, мне, который уже по торной идет, его пора догнать, ан ничего подобного! Исподнюю рубаху нашел, а деда и по шороху не слыхать. Подумать страшно, чтоб старик в восемьдесят годов да с голым пузом в мороз! Хорошо еще, что у меня при себе пестерь был

— я туда, на случай, полкаравая хлеба пихнул да мяса вареного кусок, что от праздника осталось, — туда же дедову трунину определил, а зипун скрутил да под лямки к спине засунул.

Лезу в гору, уже боюсь глядеть — не верится, что дед живой будет! — сзади лай слышу. Сперва думал — братья проснулись, догоняют. Порадовался даже, что они умные такие, собак взяли, не то что я, дурак, сам по себе попер. Оказалось нет, одна только лайка старая, Найда, дедова любимица, прибежала. Ей самой-то лет пятнадцать уже было, для собаки это все равно что для человека сто. Так-то она почти не бегала никуда, спала больше. А тут восемь километров без малого отмахала! Да так прытко, что дай Бог молодой. Меня догнала, видит, что я приостановился, завиляла хвостом, заскулила, за полу потянула — мол, давай живее, деда спасать надо! И вперед понеслась! Я — за ней.

Выскочили как раз туда, куда надо. На проплешину, где «Черный камень». Первый и последний раз я эту хреновину видел. И если б не вы, приблудные, никогда бы к нему не пошел. От него на сто метров страх чуять начинаешь. Найда бежала-бежала впереди, а потом заскулила, хвост поджала — и за моей спиной жмется. А меня самого аж зазнобило. Страх от него волнами идет, одна ледяней другой. Хотя и не видно еще было. Конечно, я и без того был не очень веселый, но тут пробрало крепко. И самое главное — неизвестно от чего.