Адская рулетка - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Влодавец cтр.№ 57

— Вина тут не дадут… — сказал я. — А елей — это что?

— Масло коровье. Утром-то сколь его было дадено на каждого?

— Как положено — двадцать граммов… Каждому!

— Мудро сие! — сказал Петька. — Так и Бог велел… Я гляжу: и впрямь вы к Царству Христову идете… Живете во монашестве, без баб, поститесь в меру, службу воинскую несете, строением занимаетесь. Эдак-то и не молясь в Царство Божие внидем…

Я, конечно, промолчал. Из антирелигиозных соображений. Кроме того, меня занимал один вопрос, далеко отстоявший от темы разговора. Вчерашний дежурный по роте карантина, сдавая мне дежурство, сообщил, что прошлой ночью в

казарму наведывались «дедушки», которые тихо и без лишних слов заменили успящих «сынков» кое-какое новое обмундирование на старое. Тот дежурный был, как и я, свеженький, из учебки, и спорить с «дедушками» не стал. Докладывать, конечно, ему тоже не захотелось — кто же себе ищет приключений? Те, кого «переодели», узнали об этом только утром, поворчали, но, так как были уже морально подготовлены, умылись и стали спокойно донашивать стоптанные сапоги и тертые ремни. Мне очень не хотелось, чтобы «дедушки» повторили визит нынешней ночью, но они этого не знали и пришли.

— Привет, молодежь! — сказал «основной» из четырех вошедших, держа руки в карманах штанов. — Как служба?

— Нормально, — ответил я.

— А чего не приветствуем? Или уже службу поняли? Нехорошо… Ну, на первый раз прощается… Вот что, мужики: у меня дело есть. Дайте ключ от каптерки! У вас тут, говорят, парадку свежую привезли, померить хотим.

Я один на один этого «основного» не испугался бы. Честное слово! Но их четверо… А нас двое. И я, как-то сам того не желая, сунул руку в карман… Наверно, я навсегда погиб бы в глазах Петьки, если бы вынул руку с ключом. Но я ее не успел вынуть, потому что Петька, сойдя с тумбочки, встал рядом со мной и со щелчком выдернул из ножен свой штык-нож. После этого он вдруг совершенно не своим голосом, сугубо приблатненно, почти как Рюха из нашего двора, сказал:

— Вы что, фраера позорные, давно перья не глотали? Или забыли, как бычки в глазах шипят?

«Дедушки» поглядели на Петьку с его двумя метрами и ножом, на меня с рукой в кармане — хрен знает, что у меня там: ключи или финка? Поглядели и подумали — лучше не надо. К тому же шум, разбудишь народ, а со сна «молодые», не разобрав, кто есть кто, и навалять могут…

— Значит, не поняли нас… — разочарованно сказал «основной». — Придется вас наказать… Но сейчас поздно, «дедушкам» спать пора.

И они гордо, но явно обескуражено удалились. Только после того, как их подковки уцокали куда-то вниз, я подумал, что все-таки Петька — жулик, а никакой не царь регенерированный. Блатные — они тебе и сыном министра, и внуком Брежнева представятся, и такого наговорят про себя, что ты и уши развесишь. А если еще и начитанные, то и старинным языком говорить научатся, и про Петра, и про Софью наболтают. Но спрашивать у Петьки, с чего это он так резко из царя на урку переквалифицировался, не стал… Человек он, судя по всему, тертый, даже если и не из семнадцатого века. Ткнет штыком, за забор и — в бега. Если этот капитан-полковник говорил правду, бегать ему не привыкать стать. И все же один вопрос я задал:

— Ты их и правда мог бы пырнуть?

— Вразумил их Господь, — сказал Петька обычным для себя образом, — а то и пырнул бы…

«Старики», к своему счастью, больше нас не посещали и облаву на нас с Петькой не устраивали. Все они демобилизовались, а их места в штатных отделениях заняли молодые воины. Я принял второе отделение первого взвода первой роты. Здесь было пять человек, прослуживших дольше меня, двое прослужили столько же и трое с Петькиного призыва. Самым уважаемым человеком в отделении, да, наверное, и во всей роте, был «великий и мудрый» ефрейтор Зиянутдин Ахмедгараев. Он прослужил полтора года, и вся общественность без принуждения проводила вечерний намаз в честь славного сына татарского народа, озарившего светом своих идей весь Восток, Запад, Юг и Север. Намаз происходил так: дежурные ученики «великого и мудрого», поддерживая «великого учителя» под белы ручки, вели его в умывальник, сопровождаемые толпой почитателей. Перед раковиной дежурные ученики с возгласами: «Бисмилла-ар-рахмани-р-ра-хим!» — торжественно преподносили «великому и мудрому» зубную щетку и тюбик пасты. Исполненный величия Зия, достигавший вместе с пилоткой одного метра и шестидесяти пяти сантиметров роста, собственноручно производил намаз щетки зубной пастой. Едва щетка была намазана, Зия громогласно говорил: «День прошел!», а ликующий народ хором возглашал: «Ну и Бог с ним!» Летописец жизнеописания великого и мудрого Зиянутдина падал ниц — желательно, подальше от луж — и возглашал: «До неизбежного дембеля великого и мудрого Зиянутдина Ахмедгарасва, славного сына татарского народа, озарившего светом своих идей весь Восток, Запад, Юг и Север, осталось столько-то дней!» Все эти элементы присутствовали в церемонии ежедневно, но каждый день отчебучивали и что-нибудь еще, нестандартное. Ржали все, и никто не обижался. Не знаю, были ли среди нас мусульмане, во всяком случае, по документам все были комсомольцы, а им такое святотатство не возбранялось.

Зия утверждал, что он Аллаха не боится, хотя обрезание ему в детстве делали — обычай! До армии он вкалывал где-то на буровой под Альметьевском, пил водку, ел свинину и вообще был для ислама потерянным человеком. Мудрость Зии состояла в немногословным и необыкновенном умении делать любую работу прекрасно. Он был единственным каменщиком во всей части, который мог сложить кирпичный свод или трубу круглого сечения. Вместе с тем его можно было посадить на грузовик, трактор, бульдозер. Мог он при необходимости и возглавить плотничный расчет, изготовляющий рамно-ряжевую опору для временного моста. Одно мешало его служебному продвижению — отсутствие сержантского образования. Ефрейтора он получил, и быть бы ему младшим сержантом, но вот — не повезло. Решили, что не стоит мучить старого человека командными заботами, и преподнести ему вторую лычку уже перед увольнением. В результате «великий и мудрый» оказался подчиненным у малограмотного и к тому же молодого Василия Лопухина.

Если мое начальствование «великий и мудрый» воспринял с недоверием, то старшего сержанта Кузьмина, замкомвзвода, он признавал безоговорочно. Именно на этом старшем сержанте и держался внутренний порядок во взводе и во всей

роте. Старшина роты вполне мог доверить Кузьмину вечернюю поверку -самоволки Кузьмин не терпел органически. Ни один «старик» не мог рассчитывать на снисхождение. Любой сержант, даже равный Кузьмину по должности, знал: прикроешь «самоход» — добра не жди. Но некоторое послабление получали мы — молодые «комоды». Нас таких в роте было четверо. В первый же день, когда нас распределили в эту роту, Кузьмин, прохаживаясь перед ротой, заявил:

— Персонально для всех шибко старослужащих. Две лычки — это святое! Тот, кто будет гавкать на моих юных коллег, называть их салагами, салабонами и иными дурацкими кликухами, будет жить плохо. Я лично обещаю всем старым, что они будут пахать долго и упорно, как папа Карло, когда строгал Буратино. Для каждого очень старого человека я найду нормальную кразовскую кучу щебня на будущем новом плацу. Если не дойдет через голову, будет доходить через руки. Я вам не ротный, я военнослужащий срочной службы, и времени на ваше воспитание у меня мало! Всем ясно?! Отлично. Рота, приготовиться ко сну! Дембель неизбежен! Ро-та-а… Отбой! Сорок пять секунд!