Им помогали силы Тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Уитли cтр.№ 43

Внезапно Грегори почувствовал непреодолимое желание посмотреть в сторону двери. Зрачки его мгновенно расширились, потому что он мог поклясться, что в дверях увидел Хуррем, которая показывала пальцем на бьющегося в истерике отца. Слова ее, беззвучные в предрассветной мгле, прозвучали в мозгу Грегори словно трубы Судного дня:

— Сейчас! Сейчас! Не медли! Он обезумел от горя, он не может оказать тебе сопротивления. Вот твой шанс победить его.

Не медля ни секунды, Грегори схватил костыль, соскочил с кровати и встал над беснующимся на полу коленопреклоненным Малаку, который рвал на себе волосы, заламывал руки и стенал:

— Горе мне, несчастному! Я потерял ее! Я проклинаю свою жизнь! О, горе мне, что теперь мне делать?

— Я скажу что, — крикнул возвышавшийся над ним Грегори.

Малаку прекратил в тот же миг свои горестные вопли и поднял к нему лицо, исполненное слепой надежды.

— Спуститесь вниз и принесите сюда изображение «Древа Сефирота». Торопитесь же, — твердым и беспрекословным тоном приказывал Грегори.

— Вы… вы придумали какой-то способ помочь мне? — спотыкаясь на каждом слове переспросил Малаку. — Да… да, конечно, ведь звезды назначили вас моим другом, вы мой ангел-хранитель. — Малаку вскочил с колен и убежал, чтобы уже через пару минут вернуться в комнату Грегори, прижимая к груди древний пергамент.

— А теперь, — приказал англичанин, — порвите его.

Глаза Малаку, пылавшие безумной надеждой, заморгали, взгляд стал обиженным и удивленным, тело задрожало, из уголка рта потекла струйка слюны.

— Нет! — прошептал он, тяжело дыша. — Нет! Это священный документ.

— Вы должны это сделать, должны! — хрипло продолжал Грегори. — Только отречением от зла и темных сил вы можете избежать страшных последствий проклятия, которое Хуррем призвала на вашу голову.

Они смотрели друг на друга глаза в глаза бесконечно долго. Это был решающий поединок двух умов. Грегори молился Всевышнему, чтобы тот наделил его мужеством, дал силы победить в этом единоборстве с подлым и трусливым чернокнижником. И вдруг тело его откликнулось на команду, ниспосланную свыше. Твердо и решительно опустив ступню левой ноги на землю, он отбросил в сторону костыль.

И он не упал, не пошатнулся, он стоял на обеих ногах и жег взглядом съежившегося от ужаса Малаку, пока тот не дрогнул. Сатанист опустил глаза на священный пергамент и со слезами разорвал древний документ непослушными, трясущимися руками.

Вечером 1 января 1944 года Грегори покинул Сассен, а 25 января ступил на английскую землю.

Через пять часов с момента, когда Грегори снова ступил на землю Британии, он уже сидел в большой комнате с высоким потолком, которая постоянно была как бы декорацией к его отъездам на очередное секретное задание и приездам по его выполнении. Окно комнаты выходило с заднего фасада Карлтон Хаус Террэс на Адмиралтейство и другие массивные здания, в которых билось сердце военной машины Великобритании. И то, что шел дождь, нисколько не портило открывавшийся из окна вид, да и настроение Грегори, признаться, — тоже.

На столике рядом с ним стояла тарелка с остатками сэндвичей с паштетом из гусиной печенки и серебряное ведерко со льдом, из которого торчала бутылка его любимого шампанского. Добрый старый друг и патрон Грегори сэр Пеллинор Гуэйн-Кюст уже дважды наполнял содержимым бутылки большой серебряный старинной работы кубок, к которому Грегори не без удовольствия прикладывался.

Сэру Пеллинору было уже далеко за семьдесят, хотя единственное, что говорило о столь почтенном возрасте, были белоснежная шевелюра, густые брови и роскошные и ухоженные старомодные усы. Удивительно живой взгляд его голубых глаз совсем не потерял своей остроты. Он был высокого роста — сто девяносто четыре сантиметра без каблуков. Как о человеке о нем можно было бы сказать, что это типичный продукт британского образа жизни.

В молодости сэр служил офицером в полку тяжелой кавалерии и за подвиги в Бурской войне заслужил Крест Виктории. Несколькими годами позже хроническое невезение в картах и необычайная щедрость в отношении любимых хористочек из кабаре вынудили его подать в отставку и заняться скучной прозой жизни. А именно, занять кресло в совете директоров одного не очень известного коммерческого банка.

Знакомые считали его добрым малым, не дураком выпить и закусить, человеком, хорошо разбиравшимся в лошадях и хорошеньких женщинах, знатоком вин. Но вот по части ума знакомые и друзья были о нем не слишком высокого мнения. Между прочим, эту иллюзию он с успехом и пользой для дела старался поддерживать в окружающих и по сей день. И когда ему предложили директорство, то главным образом в расчете на его широкие связи в обществе. И к удивлению окружающих, он занялся бизнесом так же искусно, как гарцевал на лошадях.

За тем первым директорством последовали и другие, так что к 1914 году он пользовался уже немалым влиянием в Сити. После войны он отказался от дарованного ему пэрства под предлогом, что Гуэйн-Кюсты де испокон веку жили-поживали в Гуэйн Мидз, и если он переменит имя, то привыкшие к этой многовековой традиции арендаторы его земель, чего доброго, подумают, что он продал свое имение, и их выгонят. Во время экономического спада тридцатых годов его выручила прозорливость, и он с честью провел возглавляемые им компании через Великую депрессию, а вышел из нее уже сэром Пеллинором — баснословно богатым человеком.

Несмотря на то что широкой публике его имя мало что говорило, зато в правительственных кругах оно пользовалось на протяжении многих и многих лет заслуженным уважением. Его особняк на Карлтон Хаус Террэс частенько посещали всякие «превосходительства», будь то послы, генералы или министры — все приходили к нему для частных консультаций, и редко кому удавалось уйти, не получив заряд бодрости и здравого смысла, которыми сэр Пеллинор охотно делился с сильными мира сего.

Грегори уже закончил рассказ о событиях в Сассене после отъезда Эрики, теперь в красках рисовал свой триумф над чернокнижником, а сэр Пеллинор стоял перед ним, не отпуская горлышко бутылки. Опустив наконец бутылку в ведро со льдом, он загудел:

— Да-а, черт меня дери! И ты, значит, этого Малакушку заставил-таки отречься? Съел, бедняга, свой дьявольский супчик. Вот ведь как бывает ошибаешься в людях — уж кого, кого, но тебя в роли священника я не представлял. Ты такой великий талант погубил в себе.

— Ну спасибо, — засмеялся Грегори, — но я не большой любитель носить «ошейник». [2]

— Может, ты и прав. Девчонки как-то не очень на него клюют.

— Сэр Пеллинор, это вы можете сказать о себе, а для меня единственная женщина — это Эрика, я однолюб и…

— А я Великий Татарский Могул, — закончил за него фразу сэр Пеллинор. — Как насчет той венгерской красотки, что ты притащил на хвосте из последней поездки? Баронесса Тупозо… нет, Тромболо… или еще как-то не по-нашему. Клянусь Юпитером, это было что-то сногсшибательное! — Голубые глаза баронета подернулись старческой сентиментальностью при одном только воспоминании о Сабине. — Эх, был бы я лет на десять моложе, я бы ее у тебя точно увел. Какая женщина, ох, и попиликал бы я на этой венгерской скрипочке…