Лесовик - читать онлайн книгу. Автор: Кингсли Эмис cтр.№ 24

– Но парик, одежда…

– Твое воображение нарисовало их.

– Но он узнал меня, он улыбнулся мне…

– Еще бы. Он твой подчиненный или один из твоих клиентов, и ты вдруг ошарашил его, назвав каким-то другим именем.

– Он исчез. Когда я…

– Он просто отошел в сторону.

Снова повисло молчание, и я расслышал шаги Магдалены: она входила на нашу половину, направляясь в столовую. Меня подмывало рассказать этим троим о том, что случилось в лесу, – хотя бы для того, чтобы опровергнуть безапелляционные выводы Люси, – но не находил правдоподобного объяснения тому, как и зачем я очутился в тех краях. Да и в целом на мне сказывались в тот момент подавленное настроение, алкоголь и прочие воздействия.

– Итак, мне все померещилось, – сказал я, допивая виски.

– Я тоже так думаю, – сказал Люси, – но это мое личное мнение. Правда, можно с легкостью доказать, что я не права.

– Действительно? Каким образом?

– Я готова признать, что ошибаюсь, если завтра или даже сегодня кто-нибудь другой увидит то же самое, что видел ты. Хотя опять же, если никто и не увидит того, что видел ты, это еще не доказательство, будто ты совсем ничего не видел. Второе: если ты получишь от привидения сведения, которые могли попасть к тебе только от него. Это тоже не является стопроцентным доказательством, но лично меня оно вполне устроит.

– Какие сведения?

– Ну, предположим, ты увидишь, как привидение проходит, скажем, сквозь стену, но в прошлом здесь была не стена, а дверь или какой-то другой проем, и потом ты находишь подтверждение, что дверь действительно существовала, но сам ты никогда бы не обнаружил этого. Что-нибудь в книге или в тайнике, тайна, разгадку которой нельзя узнать иначе, кроме как от призрака. В моих глазах такие факты будут, конечно, иметь вес.

Джойс сказала:

– Мне нужно дать кое-какое указание Магдалене, – и вышла.

Ник насвистывал потихоньку, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Какая чушь, дорогая, – сказал он. – Пусть что-то и имеет вес для тебя, что дальше? Оставь его в покое, позволь ему позабыть все это. Прости, папа, я помню, что ты сидишь здесь. Никому не хочется видеть привидения, или не хочется думать о том, что тебе они мерещатся, или назови это как угодно. Ничего хорошего не получится, даже если все это только у тебя в голове – даже еще хуже, если в голове. Папа, я уже сказал и повторяю: оставь свои разговоры. Если здесь ничего нет, значит, ничего нет. Если здесь что-то есть, ни один нормальный человек все равно не станет тебя слушать.

Прижав ладони к коленям, Люси вздохнула с назидательным видом:

– От привидения не бывает никакого вреда. Они в ином измерении, как я уже объясняла.

– Можно сдвинуться, можно, хм… выйти из равновесия, если станешь ковыряться во всякой такой чертовщине.

– Все зависит от самого человека. Никакое привидение не может довести тебя до помешательства, точно так как на это не способно никакое живое существо. Люди сходят с ума потому, что у них самих что-то не в порядке, в их сознании.

Я догадался, даже не глядя в их сторону, что Ник состроил гримасу своей жене. Они замолчали. Я сказал, что пойду и прилягу на часок, а затем, возможно, снова появлюсь и мы выпьем перед сном пару рюмок и еще поговорим, если никто не возражает. Выйдя, я столкнулся в коридоре с Джойс.

– Ужин готов, – сказала она. – Я как раз иду сказать…

– Я совсем не хочу есть, спасибо.

– Тебе нужно что-нибудь проглотить. – В ее голосе не было уверенности.

– Я не голоден. Может, съем немного сыра. Чуть позже.

– Ладно. А сейчас ты куда?

– Вздремну немного.

– А потом ты проснешься – как раз тогда, когда я буду ложиться, и пойдешь болтать с Ником, потом просидишь в одиночку с бутылкой виски часов до двух, а завтра я увижусь с тобой за обедом, а после этого только вечером в баре, когда вокруг много других людей, и все повторится, все будет как сегодня, как вчера… Вот и вся перспектива.

Для Джойс это был очень длинный монолог, и в ее голосе звучала обида. Я решил не допытываться, к чему она клонит, и сказал вместо этого:

– Я знаю. Прости, дорогая. В такое время года всегда много работы.

– Работы много в любое время года. Это не причина, чтобы нам не видеться друг с другом.

Я подумал: какая она красивая, когда стоит в этой позе – прислонившись к стене рядом с одной из моих гравюр, где изображена охотничья сцена. Джойс даже красивее Дианы: полная, но с великолепными пропорциями, голубое шелковое платье подчеркивает пышные формы и превосходные пропорции ее фигуры; белокурые волосы, зачесанные вверх аккуратной копной, приоткрывают изящные уши.

– Я понимаю, – сказал я.

– Тогда сделай что-нибудь. Я выступаю в роли делового партнера, домохозяйки, мачехи для Эми – и не более.

– Разве? Разве я не доставляю тебе удовольствие в постели?

– Иногда. И многие другие доставляют удовольствие в постели своим домохозяйкам.

– Должен сказать, что я не замечал за тобой особой активности в роли мачехи.

– Эту роль нельзя играть в одиночку. Ты и Эми, вы оба должны принять участие, но ни ты, ни она не проявляете желания.

– Я думаю, что сегодня не время и не самый подходящий день, чтобы начинать…

– День как раз самый подходящий. Если тебе нечего мне сказать через сутки после смерти отца, тогда что же такое должно стрястись, чтобы ты разговорился? Не припомню, когда мы в последний раз… Я не об этом, – сказала она, перехватив мои руки в запястьях, когда я шагнул к ней и попытался обнять. – Это не в счет. Это не назовешь разговором.

– Извини. Хорошо, когда же нам лучше переговорить?

– Не переговорить, а поговорить, и твой вопрос о «когда» тоже не спасает положения. Безнадежно. Ладно, сейчас все равно нет времени. Ты иди и дремли.

Она прошла мимо меня. «Поговорить, конечно же, придется, – размышлял я, – уговаривать сразу, чтобы она легла в постель вместе с Дианой, нельзя, сначала нужно подготовить ее к такому разговору. Я как следует все продумаю и завтра первым же делом займусь этим». А сегодня оставалось закончить другие дела (не столь безотлагательного свойства).

Я вошел в столовую, где на столе стояло четыре накрытых горшочка с супом, и направился к книжным полкам налево от камина. Здесь у меня хранилось десятка три работ по архитектуре и скульптуре и примерно около сотни книжек – на простой бумаге, в обычных обложках, хрестоматийные английские и французские поэты, причем антология обрывалась задолго до наших дней; Малларме и лорд де Табли – самые современные рифмоплеты в моем собрании. Я не держу прозаиков, нахожу их труд ничтожным и никчемным занятием. Даже в самых лучших своих произведениях они способны – хорошо, если правдиво, – отобразить лишь несколько малозначительных моментов нашей земной многосторонней жизни, с претензией на то, что отображать жизнь – в их компетенции. Представьте, что вас охватило душевное волнение, любое волнение, вы почувствовали что-то особенное, и теперь задумайтесь хотя бы на минуту: как отобразить это чувство в романе, не в средненьком рассказике, а в произведении на уровне Стендаля или Пруста, – и вы сразу поймете жалкую неспособность всей прозаической литературы выполнить задачу, которую она ставит перед собой. Сравнение покажет, что самые скромные произведения визуальных искусств являются подлинным успехом в отображении как материального, так и духовного, тогда как поэзия – лирическая поэзия по крайней мере – одинаково удалена и от литературной прозы, и от реальной жизни. По сути, она автономна.