Рубикон. Триумф и трагедия Римской Республики - читать онлайн книгу. Автор: Том Холланд cтр.№ 57

Цицерон, безусловно, нуждался в оказавшихся на нужном месте соглядатаях. После провала Катилины на выборах информация консула относительно грядущей революции становилась все более тревожной. Люди начинали требовать доказательств. И тут, когда нервозность была уже готова превратиться в насмешку, в дом Цицерона вдруг доставили целый пакет с письмами. В них излагались планы Катилины устроить всеобщее побоище. Обвинительные документы эти принес не кто иной, как сам Красе, объявивший, что они были переданы его привратнику «неизвестным человеком». [159] Когда Цицерон на следующее утро зачитал письма в Сенате, паника охватила весь город. Было объявлено чрезвычайное положение, и спасать Республику доверили Цицерону. Выдав обществу своего протеже, Красе удалился в тень. Читая описания этой невероятной истории, трудно не сделать вывод о том, что осенью 63 года Катилина не был единственным заговорщиком. Кем мог оказаться тот самый «неизвестный человек»? Нам известна только одна личность, тесно связанная с Цицероном, Крассом и Катилиной. Это Целий.

Безумная мысль, конечно. Возможно, здесь верно любое из приведенных выше объяснений или — все они одновременно. Однако не стоит винить в этой загадке одну только скудность дошедших до нас исторических источников. Здесь нетрудно увидеть некий важный фактор, присущий самой Республике. Стремление римлян к славе, горевшее в их душе и озарявшее весь Рим и империю его своим пламенем, отбрасывало также неровные и предательские тени. Каждому честолюбивому политику следовало владеть искусством конспиратора. Когда Цицерон встретился с Катилиной в последний раз, лицом к лицу в Доме Сената, он рассек козни противника с блеском патологоанатома, выставив их напоказ в свете охватившей его ярости и описав подробности заговора в таких деталях, что Катилина в ту же ночь бежал из Рима. Впоследствии Цицерон считал этот миг кульминационным в своей карьере, «вершиной бессмертной славы», [160] согласно его собственному, «скромному», определению. Представление о себе как о безупречном защитнике республики, искреннем и простом патриоте сделается основой его карьеры — до конца. Подобная перспектива, естественно, была не для Катилины. Прежде чем покинуть Рим, он написал письмо Катулу, протестуя против обвинения, уверяя в своей невиновности и жалуясь, что его заставили удалиться в изгнание. Направившись на север, предположительно к месту своего уединения в Марселе, он на самом деле свернул в сторону, чтобы принять командование над разношерстным войском, составленным из крестьян и ветеранов войны. Тем временем в Риме Сенату через определенные временные интервалы «скармливали» еще более жуткие подробности его замыслов, согласно которым следовало: поднять на восстание галлов на севере Италии; освободить рабов; а сам город предать огню. Истерия овладела всем Римом. Цицерон стал героем дня. Тем не менее раздавались и редкие голоса несогласных. «Кризис подстроен, — нашептывали они. — Катилина не виноват. Это Цицерон толкнул его на революцию, Цицерон тщеславный, Цицерон выскочка, алчущий славы».

Как всегда бывает, когда дело касается конспирируемых теорий, надежные доказательства отсутствовали. Под рукой не оказалось такого человека, который мог бы поджарить Цицерона так, как сам он сделал это с Катилиной. Правда осталась покрытой туманом дезинформации. Было очевидно, что Цицерон прибегал к грязным приемам, чтобы выкурить своего врага, однако насколько далеко мог зайти великий оратор, сказать невозможно. Тем не менее можно утверждать, что он не был бы настоящим римлянином, если бы не попытался столкнуть своего соперника с обрыва. Каждый из консулов мечтал отметить время своего пребывания у власти славным деянием. Таковы были правила игры в самопродвижение. Возможно, Цицерон не соблюдал норм, предписываемых его собственной пропагандой, однако — если забыть про Катона — кто их соблюдал?

В конце концов, именно Катилина первым взвинтил ставки. Гражданская война показала, как быстро может разгореться пламя насилия. В столь соревновательном обществе, как римское, опасно было даже заводить речь об обходных путях в конституции, — все равно, что бросать угли в деревянный ящик. Это объясняет, почему Цицерон так стремился оградить Катилину противопожарными рвами. Он боялся, что если заговорщиков не изолировать, вспыхнувшее пламя может скоро полностью вырваться из-под контроля. Конечно же, когда Катул поверил, что Катилина действительно злоумышлял против Республики, он немедленно попытался указать и на Красса, а заодно, для порядка, и на Цезаря. Возможно, Цицерон имел на сей счет собственные подозрения, однако предпринятый Катулом ход принадлежал к числу тех, которых оратор старательно избегал. Он не испытывал ни малейшего желания загонять в угол такого человека, как Красе.

5 декабря, когда и без того панические слухи с каждым часом стали приобретать более тревожный характер, Цицерон созвал экстренное заседание Сената, на котором объявил о том, что все руководители заговора в Риме найдены и арестованы. Имена Красса и Цезаря в его списке отсутствовали. Но и последовавшие дебаты скорее выказывали неприязнь и амбиции выступавших, чем касались самого заговора. Следовало решить вопрос, что делать с подручными Катилины. Многие из них принадлежали к хорошим семьям, а суровейшие из законов Республики запрещали казнить граждан без суда. Однако не позволяла ли Цицерону обстановка чрезвычайного положения просто забыть об этом священном ограничении? И Цицерон, все еще опасавшийся, что волна истерии может коснуться и его самого, предложил применить к заговорщикам абсолютно новую тогда для Рима меру наказания — пожизненное заключение; Катон, возражая ему, потребовал смертной казни. Здесь, в столкновении между двумя людьми, столь сходными по масштабу своего дарования и столь противоположными по характеру, прогремел первый залп войны, которая в итоге заставит Республику рухнуть. А пока победу одержал Катон. Большинство сенаторов согласилось с ним в том, что безопасность Рима важнее прав отдельных граждан. И к тому же кто и когда слышал о таком наказании, как тюремное заключение? Заговорщики были приговорены к смерти.

Среди них оказался и бывший консул. Под взглядами смущенной и испуганной толпы его провели по Форуму, полный сознания собственной значимости Цицерон шел с ним рядом; четверо сенаторов следовали позади. Когда над городом сгустились сумерки, пятерых узников провели в подземную камеру, где удушили гароттой. Поднявшись из мрачного помещения, Цицерон прерывающимся голосом объявил об их смерти толпе. Многие из присутствовавших на Форуме были друзьями казненных, и они пришли в уныние, однако город встретил известие взрывом аплодисментов. Пламя факелов освещало дорогу, пролегавшую от Форума до дома Цицерона. Шествовавшего по ней консула сопровождала целая фаланга представителей величайших семейств Рима. Все провозглашали его спасителем отечества. Конечно же, провинциал из Арпины даже в самом фантастическом сне не мог представить себе подобного дня.

Особое впечатление на коллег Цицерона произвело то, что он не просто спас Республику, но добился этого относительно малой кровью. Сам Цицерон отчаянно стремился сохранить противопожарные рвы вокруг заговора. Он отказался, например, расследовать роль собрата по консульству, Антония Гибриды, невзирая на тот факт, что последний являлся одним из ближайших друзей Катилины. Цицерон подкупил своего коллегу губернаторством в Македонии, богатой провинции, которое могло бы позволить ему с избытком расплатиться с долгами, и командованием в войне против Катилины. Подобное назначение в городе приняли без энтузиазма, поскольку Гибрида не только подозревался в двурушничестве и общении с мятежниками, но и являлся откровенным трусом и законченным алкоголиком. Союзники Помпея начали настаивать на отзыве великого человека. Это в свой черед вызвало возмущение Катона, заявившего, что скорее умрет, чем увидит командование итальянской армией в руках Помпея. Однако если кто и стоял на пути возвращения Помпея, так это был Цицерон. Перспектива разделения населения Рима на вооруженные группировки, перерастания их соперничества в масштабный конфликт, превращающийся в итоге в настоящую гражданскую войну, была его постоянным кошмаром. Ничто не могло бы предоставить Помпею столь идеального случая для вмешательства в дела во главе своих легионов. Именно в этом отношении Цицерон действительно спас Республику — быть может, не столько от Катилины, сколько от себя самой.