Рубикон. Триумф и трагедия Римской Республики - читать онлайн книгу. Автор: Том Холланд cтр.№ 34

Факт этот лишь подчеркивает зияющую брешь в описании детства Цезаря — отсутствие в нем упоминания о влиянии его отца. Пристально контролируя воспитание своего сына, Аврелия, будучи идеальной мамашей, рисковала ущемить права своего мужа. Конечно, римская женщина обладала исключительными для своего времени правами, однако на долю римлянина-отца прав приходилось существенно больше. Его власть над жизнью и смертью детей не заканчивалась приемом новорожденного под свой кров. Дочери его даже после замужества вполне могли оставаться на его попечении, а сыновья вне зависимости от возраста и числа занимавшихся ими административных должностей, оставались у него в подчинении. Не было отца патриархальнее римского родителя. Однако как случается всегда, когда речь заходит о Республике, права влекли за собой обязанности. Во время переписи каждый глава дома должен был ответить на следующий вопрос: женился ли он ради того, чтобы иметь детей. Гражданин и патриот был обязан обеспечивать рабочей силой будущее своего города. Однако более насущной и, вне сомнения, более остро ощущавшейся обязанностью являлся долг отца по отношению к престижу семейства.

Дело в том, что статус в Республике не наследовался. Напротив, каждое последующее поколение должно было заново зарабатывать его. Сын, которому не удавалось сравняться со своими предками в ранге и достижениях, дочь, не умевшая повлиять на мужа в интересах отца или братьев, — равным образом считались позором своего семейства. И pater familias был обязан построить отношения так, чтобы подобная неприятность не случилась. И в результате воспитание детей, как практически всякий прочий аспект жизни Республики, отражал укоренившуюся любовь римлян к конкуренции. Воспитать достойных наследников, вложить в них должную гордость собственным происхождением и стремление к славе, — такие достижения считались достойными мужчины.

Честолюбию Цезаря в свое время предстояло подчинить всю Республику. И в воспитании его определенную роль должен был сыграть его отец. Рим знал такие предметы, преподать которые мог только мужчина. Самые ценные уроки молодой Гай получил не сидя у ног матери, а находясь возле отца, когда тот приветствовал своих политических союзников, или прогуливался по Форуму, или внимал сплетням на сенаторском пиршестве. Лишь вдыхая тонкие ароматы власти, мальчик мог развить в себе «нюх», способный уловить многосложные обороты политической жизни Римской Республики. Отец Цезаря обладал широкими связями, а имя его могло открывать многие двери. Взамен он сам был обязан содержать открытый дом. Римляне толком не имели представления о личном уединении. Городской дом аристократа представлял собой не столько его прибежище, сколько сцену, на которой он мог позировать и принимать восхищение; дом являл собой выполненную в камне проекцию его собственных представлений о себе. Отдаленный от центров власти дом Юлиев, окруженный тавернами и трущобами грязной Субуры, тем не менее предоставлял отцу Цезаря внушительную «штаб-квартиру». В прихожей толпились просители и клиенты. Отношения зависимых людей к своему патрону составляли еще одно течение, которым должен был овладеть честолюбивый молодой политик. Должным образом эксплуатируемая поддержка клиентов могла оказаться существенно важной для его амбиций. Римский аристократ всегда старался заботиться о своих людях. Чем влиятельнее становился он, тем больше клиентов залетали на его огонек. После 92 г. до Р.Х., когда отец Цезаря стал претором, свита его должна была сделаться соответствующей положению значительной персоны. Однако удовлетворяла ли она ожидания его восьмилетнего сына?

А они были огромны. Цезарь никогда не упускал возможности потребовать к себе соответствующего его происхождению почтения — в степени, чрезмерной даже по римским «стандартам». Мысль о происхождении от Венеры в него вдалбливали с малых лет. Семейный дом казался подобием святилища имени Юлиев. Стены атрия, расположенного за портиком, повторяющим черты храма, были увешаны мрачными изображениями, восковыми посмертными масками государственных чиновников, свидетельствующими о почестях, завоеванных семейством в прошлом. Портреты соединяли нарисованные линии, уходящие назад во времени — к герою-троянцу, и далее — к богине. Чужеземные наблюдатели, вне сомнения, понимали степень воздействия подобного зрелища на впечатлительного ребенка. «Трудно представить себе более впечатляющую сцену для юноши, стремящегося заслужить славу путем добродетели». [86] Сами римляне называли детские души «пылающими факелами». [87] Наследник великого дома, обнаруживший несоответствие традициям своего рода, становился объектом презрения. «Страшно, когда люди могут пройти мимо него и сказать: «Почтенный старинный дом, бедный ты бедный, какой никчемный новый хозяин в тебе поселился!»» [88] В случае Цезаря созерцание прежней славы семейства могло только подчеркнуть нынешний недостаток почестей. Да, отец его был претором, но не консулом. Да, когда он проходил по Форуму, за ним тянулась свита клиентов, однако он не мог назвать ни одного города или провинции, настолько полного его клиентами, чтобы он мог сравняться в этом с самыми величайшими из семейств. Помпеи, например, мог мобилизовать целую полосу территорий на востоке Италии. Вероломный и жестокий Страбон был образцовым папашей. Помпеи даже научился читать, изучая хвалу деяниям своего родителя. Напротив, нам ничего не известно о том, что читал юный Цезарь, мы знаем только, что он писал. Должно быть, темы его сочинений показались современникам значительными, иначе память о них не дошла бы до нас. Одно из них было написано как «хвала Геркулесу», [89] величайшему из греческих героев, внебрачному сыну Юпитера, своими подвигами заслужившему бессмертие. Другое рассказывало об Эдипе.

Что бы Цезарь ни думал о своем родителе — молчание источников не позволяет нам высказать определенного мнения, — несомненно одно: перед его глазами был куда более впечатляющий образчик карьеры. Проведя год в качестве претора, отец Цезаря был назначен на пост наместника Азии — самое доходное место. Устроить такое назначение можно было, только дергая за самые главные из натянутых за сценой веревок. Митридат еще только готовился к вторжению, однако Марий уже устраивал себе нечто вроде генерального командования на востоке. Внезапное возвышение свояка попахивает участием полководца. Когда сперва восстание италиков, а потом гражданская война охватили Римскую Республику, Марий продолжал являться патроном своих родственников Юлиев. Перед самой своей смертью, во время кровавого седьмого консульства, он намеревался возвести молодого Цезаря в жрецы Юпитера, место которого оставалось вакантным после вынужденного самоубийства предшественника, и его мог занимать только патриций. Цезарю тогда было всего тринадцать, и место это было уготовано для мальчика, который тут же был втянут в водоворот гражданской войны.

В 84 г. отец Цезаря скончался — по неизвестной нам причине. В том же самом году Цезарь сам снял с себя буллу, задрапировал тело тяжелыми складками тоги взрослого человека и официально обрел статус совершеннолетнего. Консул Цинна, являвшийся после смерти Мария влиятельным человеком в Риме, медлить не стал. Цезарь был официально возведен в жреческое достоинство. Шестнадцатилетний юноша, должно быть, сделался заметной фигурой, поскольку Цинна также предложил ему руку своей дочери Корнелии. Цезарь уже был помолвлен, однако ни один разумный молодой человек не упустит возможности породниться с первым лицом Республики. Римский брак обыкновенно являлся предприятием несентиментальным. Любовь здесь была ни при чем, все определяла политика. Женщина из высших слоев общества, особенно оказавшаяся плодовитой, была призовой ставкой в азартной игре возвышения. Поскольку от девочек при рождении избавлялись чаще, чем от мальчиков, в обществе всегда существовал недостаток подходящих невест. Как и слову «младенец», в латинском языке нет эквивалента понятию «старая дева». Отцы настолько рьяно торговали браками своих дочерей, что девочки обыкновенно признавались взрослыми в возрасте более раннем — на три-четыре года, чем их братья. Отпраздновав свой двенадцатый день рождения, девочка вполне могла тут же оказаться под традиционной шафрановой вуалью невесты. Если жена оставалась на попечении отца — как большинство состоятельных женщин, — тогда верность ее мужу в лучшем случае являлась видимостью. Браки складывались и распадались с головокружительной скоростью, ибо внезапное изменение какого-либо альянса могло потребовать столь же внезапного развода. Пока Корнелия оставалась женой Цезаря, он мог быть уверен в благосклонности Цинны. Мужу незачем любить свою жену, когда можно просто ценить ее.