Спящий в песках - читать онлайн книгу. Автор: Том Холланд cтр.№ 6

К величайшему сожалению, мне не удалось должным образом завершить свое образование – оно так и осталось поверхностным и фрагментарным. Сей плачевный факт объяснялся весьма просто: учеба стоила денег, и немалых, а мне с юных лет приходилось помогать семье и заботиться о хлебе насущном. Зарабатывать на жизнь я начал в качестве помощника своего отца, который подвизался в Лондоне как иллюстратор, а в сельской местности писал заказные портреты. В те годы многие состоятельные землевладельцы, следуя моде, стремились украсить ими свои роскошные резиденции, а потому без работы мы не оставались. Такой род деятельности был связан с разъездами и необходимостью проживать – иногда подолгу – во многих загородных поместьях. Более всего мне понравилась усадьба Дидлингтон-Холл в графстве Норфолк. Мы с отцом провели там очень много времени. Хозяева Дидлингтон-Холла обладали незаурядными талантами и изысканным вкусом, присущими, по их мнению, лишь людям благородного происхождения. Тем не менее господа признавали, что я не лишен определенных художественных способностей, и охотно позволяли мне бродить по всему дому и любоваться хранившимися в нем произведениями искусства. Стоит добавить, что они были страстными коллекционерами, и не только комнаты, но даже коридоры большого дома были увешаны и заставлены настоящими сокровищами. Разумеется, подобное великолепие не могло не поразить воображение скромного юноши, и мне захотелось когда-нибудь в будущем тоже стать обладателем подобных чудес. Поиск бесценных раритетов вскоре стал целью... нет, лучше сказать – страстной мечтой всей моей жизни.

Меня невозбранно допускали во все помещения дома, за исключением одной только комнаты, вход в которую был для меня закрыт. Свой запрет хозяева объясняли высочайшей ценностью того, что там хранилось. Я, естественно, с уважением относился к их требованиям, однако нетрудно догадаться, что содержимое таинственной комнаты возбуждало во мне сильнейшее любопытство. Что поделаешь – такова уж человеческая природа, а уж тем паче природа ребенка.

Искушение было столь велико, что в конце концов я, подобно жене Синей Бороды, не смог ему противиться и, улучив момент, когда отец с головой ушел в работу, улизнул в надежде удовлетворить наконец свой интерес. К величайшему моему удивлению, дверь оказалась не заперта. Я осторожно открыл ее и украдкой проскользнул внутрь. Свет в комнате не горел, и в первые несколько секунд я решительно ничего не увидел.

Нашарив рукой стену, я добрался вдоль нее до окна и отдернул штору. В комнату ворвался солнечный свет, и я замер, потрясенный увиденным. Никогда ранее мне не доводилось лицезреть столь странных, поражающих воображение предметов. Меня окружали причудливые статуэтки из глины, камня и золота, удивительные картины, написанные на деревянных панелях, и прочие диковины. Самым же большим чудом показалась мне туго спеленутая мумия, столь хорошо сохранившаяся, что, казалось, лежащий передо мной в саркофаге человек просто спал. Это зрелище заворожило меня, заставив замереть от страха, смешанного с восторгом. Приблизившись к мумии, я застыл как вкопанный и таращился на нее невесть сколько времени. А когда наконец нашел в себе силы оторвать взгляд от этого чуда, стал переходить от предмета к предмету, осматривая каждый с неослабевающим интересом. Казалось невероятным, что создатели этих удивительных диковин, видевшие мир столь своеобразно и необычно, были такими же людьми, как и я.

Залюбовавшись невиданными мною доселе редкостями, я забыл обо всем и, разумеется, был в конце концов застигнут "на месте преступления". К счастью, хозяева дома, увидев мои сияющие восторгом глаза, проявили доброту и снисхождение и не стали меня наказывать. Напротив, они сочли, что интерес к искусству и старине заслуживает поощрения.

На протяжении нескольких следующих лет я упорно учился, и знакомство с египетским искусством пробудило во мне страстное желание побывать в стране, обладающей столь древней историей. Как горько сожалел я в ту пору о своей бедности и отсутствии настоящего систематического образования, которое никак не могли заменить поверхностные знания, полученные самостоятельно – главным образом при изучении литературы и художественных произведений, имевшихся в Дидлингтон-Холле. Однако случилось так, что в семнадцатилетнем возрасте мне удалось-таки осуществить заветную мечту – и именно благодаря навыкам рисовальщика. Перед археологической экспедицией, отправлявшейся в Египет, была поставлена задача тщательно осмотреть и по возможности скопировать росписи, покрывавшие стены древнейших сооружений, дабы сохранить бесценные шедевры искусства для потомков, прежде чем они осыплются и превратятся в пыль. Рекомендаций, данных моими добрыми покровителями, оказалось достаточно, чтобы я оказался в составе этой экспедиции. Разумеется, не в качестве непосредственного участника раскопок – это требовало специальных познаний, – а в роли скромного копииста.

Так я впервые ступил на землю, о которой столь долго мечтал, и впервые перешагнул порог древней гробницы. Боже, какие потрясающие росписи я там увидел! Однако и второе, и третье, и множество последующих захоронений – все, где мне довелось побывать, тоже не принесли разочарования: они виделись мне нескончаемыми галереями красоты и чудес. Стоя в подземной камере, освещенной лишь дрожащим светом единственного факела, я испытывал те же эмоции, что и несколькими годами ранее, когда воочию увидел собрание артефактов в Дидлингтон-Холле, но только тысячекратно усиленные. Ведь теперь я стоял там, где некогда пребывали сами древние творцы этих чудес, и осознание данного факта производило на меня даже более сильное впечатление, чем можно было ожидать. Я ощущал себя пребывавшим вне времени, словно меня и удивительных мастеров далекой древности не разделяла долгая череда минувших столетий. Казалось, что фигуры на стене были нарисованы только вчера, а иногда они будто оживали перед моими глазами.

Мне вспоминается один весьма показательный случай, в котором, если можно так выразиться, сфокусировались все чувства, которые я тогда испытывал. Как-то раз, закончив копировать настенное изображение удода, я направился к выходу из гробницы и вдруг, к величайшему своему изумлению, увидел ту же самую птицу, но только... живую. Весь ее облик, хохолок на голове, поза, угол поворота головы в точности совпадали с теми, что я только что рисовал. Это совпадение ошеломило меня, но еще большее потрясение я испытал, когда в ответ на мой взволнованный рассказ о случившемся наш руководитель мистер Перси Ньюберри сообщил, что древние приписывали удоду магические свойства. Я, помнится, ответил, что вполне могу в это поверить, ибо и сам ощутил некое прикосновение магии. Мысль о том, что и я, и художник, живший четыре тысячи лет назад, могли наблюдать и изображать совершенно одинаковых птиц, изумила меня. Я ощущал свою сопричастность былому, неразрывную связь настоящего с давним прошлым. Все это воодушевляло меня, побуждая работать еще более старательно, а моя увлеченность Древним Египтом и желание проникнуть в его тайны становились еще сильнее. Тщательно копируя древние изображения, я не уставал поражаться тому, какими знакомыми – и в то же время странными, призрачными – они казались.

Как-то раз я поделился этими наблюдениями с мистером Ньюберри, и тот, пристально глядя мне в глаза, поинтересовался, как я объясняю для себя данный феномен. Поразмыслив, я ответил, что дело, скорее всего, в нашем подходе к формализму в искусстве древних: с одной стороны, мы научились понимать его условность, но с другой – это понимание не делает его в наших глазах менее экзотическим.