Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - читать онлайн книгу. Автор: С. П. Сомтоу cтр.№ 68

Снова музыка, подумал мальчик, музыка, превосходящая даже ту, что творил Марло. Неужели я вправду решился покинуть ее, эту музыку... скрыться в сумраке?

Мальчик и темноволосая женщина снова вышли на поляну. Они поменялись одеждой. Дама стала изысканным денди, при гофрированном воротнике, в жемчугах. Ее рука отдыхала на инкрустированном драгоценными камнями эфесе шпаги. А мальчик, затянутый в корсет, облаченный в парчу и атлас, был похож на прелестную девушку. Действие муската кружило им головы. Они смеялись, показывали друг на друга пальцами и рассказывали, что они видят:

– Обезьяна!

– Осел!

Господин Шекспир наблюдал молча.

Они принимали театральные позы, произносили целые монологи, выкрикивали несвязные реплики; поэт изредка улыбался их выходкам; и наконец, совершенно измотанные, они упали на холмик в самом центре ведьминого круга; а Уил преклонил перед ними колени.

– Любовь моя, моя страсть, – тихо прошептал он, но Нэд, бывший ночным туманом, не понял, кому из двоих адресованы эти слова, и он обнял их, всех троих, своими туманными руками.

Гарри попросил:

– Расскажи про свою новую пьесу.

На что Шекспир ответил:

– Пока что не о чем рассказывать. Могу сказать только, что действие будет происходить на волшебной поляне, такой, как эта. И зачарованный царь эльфов и его супруга будут биться за право обладать мальчиком, ин... – он задумался на мгновение, – мальчиком из Индии.

– Обладать – в смысле плотского обладания? – спросил Гарри. – Но ведь это уже было. У мастера Марло.

Они с девушкой вновь рассмеялись.

Полевая мышь стремительно пересекла ведьмин круг. Женщина испуганно подскочила. На мгновение Нэд потерял контроль над своим обликом. Но уже в следующую секунду он, словно ртуть, вновь растворился в тумане.

– Смотрите... там кто-то есть... прелестный мальчик явился к нам из тумана, – сказал Уил. – Помедли, дивное видение! О небеса, какое дивное дитя! Вот кому бы сыграть мою Джульетту вместо этого жалкого Альфреда Уолмсли, который вечно сопит, как беременная свинья. Вернись, дитя! – И он попытался выхватить Нэда из тумана.

– Ты тоже перебрал муската? – спросила женщина.

– Нет, – отозвался Уил, – я видел его: стройного бледного мальчика, словно сотканного из тумана и лунного света.

– Это был лесной дух, – сказал Гарри.

Уил присел на траву, углубившись в раздумья.

– Представьте себе: дитя ночи на сцене, – размышлял он вслух. – Это было бы настоящее волшебство.

– Но как? – спросила женщина. – Они не выходят при свете солнца.

– Да, – подтвердил Гарри, – они боятся рассвета, свет солнца отправляет их в диких мучениях прямиком в преисподнюю.

– Но если, – продолжал Уил, – ночь обернется днем...

– О да! – воскликнул Райотсли. – Тысячи и тысячи свечей... огромный зал в каком-нибудь старом замке... сколотим там подмостки... король и придворные в расшитых золотом одеяниях... я слышал, они собираются устроить нечто подобное в «Блэкфрайарзе»... и обязательно мальчики из какого-нибудь церковного хора. Восхитительное зрелище на самом деле все эти молоденькие хористы в своих просторных одеяниях... в свете горящих свечей.

– Да... именно в таком месте, именно в эти часы творение тьмы и должно декламировать мои стихи... как они будут звучать... их будет петь не голос простого смертного, а сам воздух. Ведь поэзия – это и есть воздух, а наше ухо – лишь воздуха наследник. Нет, «ухо» – слишком коряво сказано. Надо будет подумать...

Нет, теперь я уже не уйду, думал вампир, который называл себя Нэдом Брайантом. Я просто обязан увидеть этот новый театр, где представления будут идти по ночам... да, я не уйду. Я стану этим творением тьмы, которое признает поэт; я стану его бессмертным голосом...

За те пятнадцать веков, что он был вампиром, он совершил столько зла, что в конце пришел к выводу, что абсолютного зла не существует. Он переборол свои суеверия и уже не шарахался прочь от крестов, служителей церкви и святой крови Христовой. Да, мне нужна кровь, чтобы поддерживать эту призрачную полужизнь, думал он; но ведь есть и другие вещи, которые нужны мне не меньше, чем кровь; даже чудовище может познать красоту, и томиться в стремлении к красоте, и петь на других языках, отличных от голоса ночи.

Итак, назад. В Лондон...

...он повис высоко над Лондоном, зацепившись коленями за стальную балку, глаза в глаза с этим созданием ночи... он пристально всматривался в глаза летучей мыши и видел в них ад, и рай, и далекие земли... он просил подсказать ему:

– Что мне делать? Скажи...

И летучая мышь снова ответила: наоборот...

Когда Тимми вошел к себе в номер, она сидела перед телевизором и рыдала. Он увидел кровь у нее на губах, кровь, высыхающую у нее на руках, ее разорванную футболку, тоже всю в крови, – и предположил самое худшее. Но все было даже еще хуже.

– Кто? – спросил он ее, твердя про себя: пусть это будет какой-нибудь бомж, музыкант из тех, что тренькают в переходах подземки.

– Дамиан Питерc.

– Ты убила Дамиана Питерса?!

– И выпила его кровь. Кажется, всю. Потому что не смогла больше выжать из него ни капли.

– Вот блядь, – только и смог произнести Тимми, медленно опустившись на край кровати; он не хотел приближаться к ней. – Ты убила его?

– Э? А не ты ли убил мою тетю Амелию?

– Она и так уже была мертва!

– Боишься сказать «да»?

– Боюсь? – задумался Тимми. Господи, что за ирония! Та, которая хочет стать вампиром, просит о снисхождении у бывшего вампира. – Он был нашим другом.

– Но вел он себя как-то недружелюбно. Чуть не изнасиловал меня прямо на улице. И пользовался твоим именем. Говорил, что сможет устроить мне встречу с тобой, но только после того, как он меня трахнет.

Тимми вздохнул. Он знал, что Памина не врет. Когда Дамиан Питерc забросил свою телецерковь и понял, что ему больше не нужно держать в узде свою неуемную похоть, он, как говорится, пустился во все тяжкие. И еще Тимми подозревал, что какая-то часть Дамиана стремилась к смерти с тех самых пор, как Бог оставил его... ну или он – Бога.

И что ему делать? Идти в полицию? Памину арестуют, привлекут к суду, который признает ее невиновной в связи с явным расстройством психики? И как она объяснит свое специфическое безумие?

– Ты стала хуже, – сказал он, – с тех пор, как присоединилась к нам. Может быть, в этом есть и моя вина, я дал тебе попробовать мою кровь... и не стал тебя разубеждать, что бессмертие – это красиво и удивительно.