– Шали, – сказал я, протягивая ему руку. – Шали, я вовсе не сержусь. Ты мой друг, Шали, и я не хочу, чтобы ты сокрушался из-за всяких глупостей.
Шали поднял голову, взглянул на мою раскрытую ладонь и, не говоря ни слова, вложил в нее свою.
– Слава Свету! – воскликнул Гуд-Асик. – И слава его сынам, умеющим прощать и способным подняться над эгоизмом.
Глава XIII
Неожиданная разгадка тайны
В ночь после разговора с Гуд-Асиком я долго не мог заснуть. Шали тоже ворочался с боку на бок, и лишь Кифа спал безмятежно и крепко. Я простил товарища, но неприятный осадок на сердце остался. Еще и еще раз я вспоминал историю наших недолгих отношений, пытаясь понять, как и чем я мог уязвить Шали.
Отец, вот кто бы сумел рассеять сомнения. Я звал его, беззвучно шевеля губами, молил о помощи, просил поддержки, умолял о совете. Тщетно, видение не появлялось. Возможно, отцу был нужен живой голос, однако я помнил упрек Шали о том, что шепчусь по ночам со Светом, и не хотел снова дразнить товарища.
Прошла примерно половина ночи, пока мои веки, наконец, стали смыкаться: синие, зеленые, коричневые круги завертелись перед мысленным взором, и я мягко опустился на сладкое ложе сна. Но спал я недолго.
– Шуа, проснись, Шуа, – я открыл глаза, еще не понимая, снится ли мне голос или звучит наяву.
В комнате неподвижно стояла тишина. Другое зрение еще не включилось, поэтому я не видел ничего, абсолютно ничего, даже собственной руки, поднесенной к самому носу.
В начале пребывания в обители мрак и тишина середины ночи приводили меня в ужас, но сейчас я чувствовал себя свободно и уверенно. Хирбе-Кумран – самое безопасное место на свете, это я твердо усвоил и потому не боялся ни тишины, ватно закладывающей уши, ни влажно-бархатной темноты.
«Наверное, приснилось», – подумал я и собрался перевернуться на другой бок, когда снова услышал голос:
– Шуа, проснись, Шуа.
Он шел откуда-то сверху, негромкий, чуть подвывающий, но совершенно явственный, не имеющий никакого отношения к сновидению голос. Что это, откуда, почему?
Встревоженный, я сел на кровати. Кто может звать меня в такое время? И главное, откуда доносится голос? Радостная мысль встряхнула мое тело:
– Это весть! Я слышу весть, я Вестник!
– Шуа, проснись, Шуа!
– Не сплю, не сплю, – зашептал я. – Кто ты, откуда, чего хочешь от меня?
– Да не шепчи ты, – раздался в темноте голос Кифы. – Собирайся и беги, раз вызывают.
Я вздрогнул от неожиданности. Эге, получается, Кифа тоже слышит голос. Значит – это не весть. Но тогда что?
– Куда бежать, Кифа?
– К брату Реувену, куда еще? Если он зовет, надо идти.
– Брат Реувен? Тот самый, что проверял меня свинцом?
– Конечно тот, он единственный, кто вызывает.
– Но куда мне идти, Кифа? И как он вызывает?
– Уф-ф-ф!
С кровати Кифы донесся легкий хруст, видимо, мой товарищ потягивался.
– Разбудил ты меня, Шуа.
– Это не я, а брат Реувен.
– Ну, он начал, а ты продолжил. Неужели ты до сих пор не знаешь, где отыскать брата Реувена?
– Откуда мне знать, Кифа? Я же хожу только на уроки и в Дом Собраний.
– Ладно, одевайся, я тебя отведу.
Я принялся на ощупь искать хитон, упавший со столика, тут включилось другое зрение, и все стало легко и просто.
Мы омыли руки, надели хитоны и тихонько выбрались из комнаты. Шали спал как убитый и даже не пошевелился, пока мы собирались.
– Кифа, а как брат Реувен вызывает?
– В стены подземелья замурованы тонкие трубы. Они сходятся в том месте, где брат Реувен проводит проверку свинцом. Ну и всякие другие проверки. Он верховный проверяльщик Кумрана. И он же единственный глашатай.
– Точно, вспомнил. Когда меня водили на проверку, брат Реувен что-то шептал в одно из маленьких отверстий в стене.
– А говоришь, что не знаешь, – укоризненно произнес Кифа. – Если приложить губы к устью трубки и сказать несколько слов, их хорошо слышно на другом конце. Я толком не знаю, как оно устроено, но в тишине обители можно различить даже шепот. Правда, этим способом пользуются все меньше и меньше – большинство избранных умеет слышать Весть. Когда же Наставнику или главе направления нужно позвать того, кто не слышит, он просит брата Реувена, и тот использует трубки.
«Значит, я не слышу Весть, – во рту стало сухо и горько. – И об этом знают Наставник и главы направлений. Но почему же мне все время кажется, будто я уже достиг этой ступени? Разве лицо отца – это не вид Вести? Или оно плод моего воображения, разыгравшейся фантазии?
И почему мне так хочется стать Вестником? Разве нельзя жить без этого дара? Ведь есть избранные, обходящиеся без него».
Прохладный ветерок ровно дул из глубины коридоров. Тишину нарушало только легкое постукивание моих сандалий. Мне было хорошо. Я понял, что наслаждаюсь прохладой, тишиной, даже подъемом среди ночи. Быть избранным, жить в обители, идти путем духа – разве есть лучшая участь на свете? А Весть – придет в свое время. Раньше или позже, но придет. Я не сомневался, что она откроется мне так же, как открылось другое зрение.
– Кифа, – спросил я, вспомнив про незаданный вопрос. – Как испытывают огнем?
– Что, заинтересовался? – усмехнулся Кифа. – Еще бы, это самое опасное из всех испытаний. Им выявляют правду, до самого конца. До глубины сердца.
– Так расскажи.
– Так слушай. От Учителя праведности осталось несколько вещей. Хитон, посох, кольцо, чаша и брусок испытания. Он выкован из очень твердого металла, размером с ладонь. Брусок раскаляют докрасна, и проверяемый проводит по нему языком. Если он говорит правду, с ним ничего не случается, но если врет, то… сам понимаешь.
– И были такие случаи?
– Да, были. На поверхности, рядом с хлевом расположены домики, в которых живут те, кто ухаживает за скотом и выполняет всякие хозяйственные работы. Среди этих работников есть несколько немых.
– Но почему они остались в обители?
– А куда им идти? Объяснить, что произошло, они не могут. Есть пищу сынов Тьмы – тоже. За стенами Кумрана они просто умрут с голоду. Конечно, всю жизнь чистить хлев, молоть зерно и убирать двор не самая лучшая доля. Но не забывай, они остаются в обители, ходят каждый день в Дом Собраний, едят за общим столом, окунаются в бассейн, проходят проверки у брата Звулуна и лечение у терапевтов. Их простая и честная жизнь во сто крат прекрасней участи какого-нибудь богача из города Пальм, тратящего свои годы на погоню за животными удовольствиями.
– Одного не пойму, зачем же тебе рисковать и подвергаться такой проверке?