Магистр вскочил из-за стола, попытался расхаживать по
кухоньке, но через два шага уперся в стену. Потоптался-потоптался, рассеянно
жестикулируя, и сел обратно.
– Безумно интересный документ! Возникает множество вопросов.
Он пишет: «Егда… меня Господь приберет, а пути на Москву не покажет». Это явное
подтверждение версии о том, что Корнелиус действительно сопровождал Матфеева в
ссылку и вернулся в Москву только вместе с опальным боярином! Уже не гипотеза,
факт. Да на одном этом можно выстроить монографию!
Алтын бесцеремонно пресекла научные восторги историка:
– К черту твою монографию и твоего Матфеева! Объясни лучше,
почему твой прапрадедушка, или кто он там тебе, пишет загадками – Скала Тео,
этот многодетный отец-герой и прочее?
Николас пожал плечами:
– Очевидно, автор письма не хотел, чтобы смысл был понятен
постороннему. Вероятно, он рассказывал своему маленькому сыну предания о роде
фон Дорнов – и о родовом замке, и о предках, поэтому Никита должен был понять смысл
иносказаний. Странно, что русский летописец нашего рода Исаакий Фандорин этих
легенд не пересказывает – я узнал их, только когда изучал историю швабских фон
Дорнов. Очевидно, когда Корнелиус умер, Никита был еще слишком мал, не запомнил
рассказов отца и не сумел передать их потомству.
– По-моему, всё ясно, – заявила журналистка. – В письме
твоего предка Корнея дается наводка на зарытый клад. И главный лом здесь вот в
чем: кто-то из наших крутых современников всерьез верит, что этот клад можно
найти и сейчас, через триста лет. Из-за этого тебя и выманили в Россию. Из-за
этого отобрали недостающую половину письма. И пришить хотели тоже из-за этого.
– Предположим, – не стал спорить Николас, которого научное
открытие настроило на рассудительно-академический лад. – Но зачем тогда было
возвращать мне похищенное?
– А хрен их знает. – Алтын почесала переносицу. – Что-то у
них не склеилось. Или, скорей всего, клад ищет не одна банда, а две. При этом
одна хочет тебя замочить, другая же почему-то оберегает. Тайна двух океанов. И
самая главная загадка – что это за клад такой?
Фандорин покровительственно улыбнулся:
– Ну, это как раз совершенно очевидно. Самоуверенная девица
посмотрела на него с таким почтением (впервые!), что магистр поневоле
приосанился. Налил из чайника воды, не спеша отпил, хотя жажда его совсем не
мучила – просто хотелось потянуть прекрасное мгновение.
– Тот игнорамус – или те игнорамусы, кто заварил эту кашу,
считают, что в письме Корнелиуса идет речь о легендарной Либерее, библиотеке
Иоанна Четвертого. Слышала о такой?
– О библиотеке Ивана Грозного? Да, слыхала. В газетах пару
лет назад кипеж был – мол, того и гляди отыщут, и тогда в России потекут
молочные реки вдоль кисельных берегов, потому что в той библиотеке раритетов на
миллиарды баксов. Какие-то там древние книги и манускрипты, которые стебанутый
кровосос Ваня зачем-то куда-то заныкал. Она что, действительно существовала, эта
библиотека?
Фандорин состроил скептическую гримасу и заговорил тоном
заправского лектора:
– Я никогда специально не занимался этой темой, но основные
факты помню. После того как турки в 1453 году захватили Константинополь,
бесценная библиотека византийских базилевсов, унаследованная ими еще от римских
кесарей и за тысячу лет изрядно преумноженная, досталась брату последнего
императора морейскому деспоту Фоме. Он вывез библиотеку в Италию, а оттуда
Либерея в составе приданого его дочери Софьи, вышедшей замуж за Иоанна
Третьего, попала в Москву. Кстати говоря, «либерея» – это не имя собственное, а
просто «собрание книг». Что с этими сокровищами произошло дальше, никто толком
не знает. Дело в том, что московские государи той эпохи книг особенно не читали.
Считается, что ящики с книгами были засунуты неразобранными в один из
кремлевских подвалов и пролежали там много лет. При Василии Иоанновиче из Афона
выписали книжника Максима Грека, чтобы он разбирал и переводил для государя
какие-то древние книги – вероятно, те самые. Потом, уже при Иоанне Грозном,
кто-то из пленных ливонцев якобы видел Либерею и даже составил ее описание.
Это, пожалуй, последнее более или менее достоверное упоминание о царской
библиотеке. А потом она бесследно исчезла. Большинство ученых считают, что
библиотека либо была раздарена по частям, либо, что вероятнее всего, сгорела во
время одного из многочисленных кремлевских пожаров. Но есть и энтузиасты,
которые верят, что Либерея до сих пор хранится где-нибудь в забытом подземелье
Кремля, Александровской Слободы или одного из почитавшихся Иоанном монастырей.
За последние сто лет несколько раз затевали раскопки в Кремле, даже и при
Сталине, но, разумеется, ничего не отыскали. Ну а уж Корнелиус фон Дорн и
подавно к Иоанну Грозному отношения иметь не мог – он ведь жил на целый век
позже. Нет, в письме речь идет о какой-то другой «Ивановой Либерее». Эти твои
кладоискатели – невежи и дилетанты, они пали жертвой заблуждения.
– За лекцию спасибо, – ответила на это Алтын. – Похоже, что
фенька про библиотеку и правда туфтовая. А вот к невежам и дилетантам на твоем
месте я отнеслась бы посерьезнее. Как бы ты сам не пал жертвой их заблуждения.
Мы ведь с тобой не знаем, до какой степени у них на этой Либерее поехала крыша
– похоже, совсем соскочила со стропил. Допустим, один из них – Большой Coco. Но
есть и кто-то другой, с которым Coco бодается и на которого трудился покойный
Каэспешник…
Она включила чайник, наполнив его нефильтрованной водой
прямо из-под крана (Николас поёжился, но промолчал), и упорхнула в комнату.
– Не ходи сюда, я переодеваюсь! – крикнула она через
открытую дверь. …Значит, так. Сейчас выпьем чаю, жрать всё равно нечего, и я
мылю в редакцию. Попробую выяснить, что за фрукт этот твой Каэспешник. Точнее,
уже сухофрукт, потому что после встречи с абреками Большого Coco он вряд ли
остался в лоне живой природы. А ты, историк, сиди тихо, шевели мозгами. Может,
еще что-нибудь из письма выудишь. В холодильнике полный дзэн, придется
потерпеть. Считай, что ты в стране Третьего мира, где свирепствует голод. Я на
обратном пути заскочу в магазин, чего-нибудь прикуплю. Смотри: на улицу ни
ногой. И к окнам не подходи.
* * *
Через минуту после того, как стремительная лилипутка, не
присаживаясь, в два глотка выпила чашку кофе, Николас остался в квартире один.
Тоже попил кофе (без сливок и сахара), рассеянно сжевал горбушку черствого
хлеба, щедро оставленную хозяйкой, и стал, как ведено, шевелить мозгами.
Кажется, общий контур событий начинал понемногу прорисовываться сквозь туман.