— Где ты его видел последний раз?
— Горе-то какое, разве ж я знал!
— Я спрашиваю, где ты его видел последний раз?
— Да возле той могилы и видел. Все спрашивал про ту женщину.
Я проснулся совершенно выспавшимся на мягкой, теплой земле, как будто меня грела сама могила. Правда, разбудили меня голоса, раздававшиеся совсем рядом. Было очень светло, я поднял голову и тут же опустил ее, скатившись с могильной насыпи под лавочку, стоящую внутри ограждения. По всему кладбищу было полно милиции, она буквально кишела везде! Мой взгляд за долю секунды выхватил не меньше десяти синих кителей.
— Ты понимаешь, что это пособничество серийному маньяку?
Рядом с оградой, где я лежал, милиционер в штатском разговаривал со сторожем кладбища, которому я покупал две бутылки водки.
— Так я ж… Я ж только могилу и показал…
— «Я ж, я ж», — передразнил мент сторожа. — Только бухать, собака, и можешь. У тебя на кладбище четыре детских тела находят и выкопанный непонятного происхождения труп, а ты ничего сказать не можешь. Кондратюк!
— Я, товарищ подполковник.
— В отделение вот этого.
— Слушаюсь.
— С области еще не приехали?
— Приехали. И со Столицы тоже.
— Замечательно, блядь. Теперь нас уволят всем скопом, — голос у подполковника был злым и одновременно испуганным.
— Товарищ подполковник! — раздался голос еще одного подбежавшего. — Приехали кинологи.
— Замечательно. Они, блядь, еще б завтра приехали!
— С Житомира ехали…
— Так не с Сахалина ведь! Здесь четыре детских трупа, а они телятся по хер знает сколько часов. Давай подгоняй их, — компания во главе с подполковником отошла, и я остался в относительном одиночестве. Хотя со всех сторон продолжали разноситься голоса.
Отлично я поспал. Четыре детских трупа, кругом полно милиции, и, дай угадаю, ищут снова меня.
Вдали раздался лай собак. А вот теперь точно жопа. Я представил картину: менты спускают собак, и те, особо не утруждаясь, не только берут мой след, но и находят меня прямо у них под носом. Вокруг оградки, где я сейчас лежу, собирается толпа ментов, но никто из них не спешит отзывать собак — псы (скорее всего, немецкие овчарки) разрывают меня на части, и только когда крови становится больше нормы, звучит зычный приказ подполковника (он уже не испуган, а, напротив, горд собой), чтобы псов отозвали, и настает очередь задержания. Меня бьют палками, кидают окровавленного в машину, затем бьют в отделении, и только когда я стану инвалидом, начнется формальный допрос. От этой картины у меня стала активно выделяться слюна. К тому же лай собак становился все ближе и все агрессивнее.
— Ну что там?! — совсем рядом раздался крик.
— Что-то взяли.
У меня в штанах сжались яички. Похоже, Анилегне я не достанусь.
В этот момент в метре от меня раздался рык и навстречу приближающимся псам выскочила Аделаида. Кругом раздались крики, визг собак, матюки, начался невообразимый хаос.
— Что это за псина?!
— Та застрелите ее кто-нибудь!
— Ебаный в рот!
Бравые милицейские собаки начали скулить, как щенята, и, не выдержав напора Аделаиды, стали убегать прочь. По кладбищу стали носиться и милиционеры. Одна собака умудрилась поднять настоящий бардак.
Я вылез из-под скамейки и посмотрел через прутья на происходящее. Рядом со мною уже никого не было — шум отдалился на метров тридцать в сторону. Приоткрыв калитку, я, низко наклонившись, короткими пробежками между могильных плит стал быстро двигаться к видневшемуся внизу полю и тянувшейся перед ним лесопосадкой. Через пять минут я уже был на окраине кладбища, а сверху еще доносился шум, но уже не такой бешеный. Меня остановили последовавшие друг за другом три коротких выстрела. Суки конченые. Аделаида уже второй раз спасла мне жизнь.
Я брел по густой лесопосадке сквозь колючие кустарники непонятно куда. У меня не было никакого плана действий, почти не осталось денег, и я не ел уже второй день. Зато меня хотели зверски убить. Практически все.
Глава 56
ПОЛЯ
22 апреля. Суббота
Еще четыре трупа! Боже, что творится! Из-за меня постоянно умирают люди. Нет, спокойно. Почему из-за меня? Разве я их убиваю или желаю им зла? Люди умирают не из-за меня, а вокруг меня. Хотя в данной ситуации все равно, что думаю я, главное, что думают остальные. А остальные не просто думают, что люди умирают из-за меня, они думают, что я их и убиваю. В любом случае мне пиздец. Если меня не найдут гулу, то рано или поздно замочат люди. Им-то как раз плевать, какое сегодня апреля, они будут меня искать, пока не найдут.
Я шел по какому-то бескрайнему полю. За моей спиной на холме виднелся Г., маленький, с вонючими длинными трубами и убогими строениями, служащими жильем для провинциалов. Прямо среди поля красовался здоровенный невыкорчеванный пень, на который я и уселся. Ладно, хватит соплей. «Деток убили». Эти детки меня этой ночью чуть Анилегне не сдали. И пусть родители смотрят за своими чадами, которые гуляют по ночам… Бля! Стоп! Убито четверо детей! Именно столько надо, чтобы переселилась гулу. Что это значит? А ничего нового, Анилегна за оставшееся до полуночи время — я посмотрел на часы, было начало десятого утра — должна меня убить и занять мое тело. Обряд она уже совершила, назад у нее дороги нет. Ладно, с этим все понятно. Но еще меня смущает последний дурацкий сон. Голос матери сказал, чтобы я посетил ее могилу и что она меня завтра заберет. Второй раз я заснул на могиле той самой Н. Н., инициалы и год рождения которой полностью совпадают с метрикой моей матери. Вот только год смерти — 1969 — никак не вписывается. Ну не могла моя мама умереть в 1969-м, и все! И эта женщина в красном платье. По сну она как-то связана с моей матерью. В общем, здесь совсем ничего не понятно. Итак, что я имею? Изрезанную ногу, из-за чего я еле хожу, практически полное отсутствие денег и всякого плана действий. Замечательно. Так. Ногу я не вылечу, денег сейчас не заработаю. Значит, остановимся на плане. Для начала стоит избавиться от Анилегны, что уже немало. А для этого надо всего лишь не попасться ей на глаза до наступления Пасхи, то есть чуть больше тринадцати часов. Может, здесь в поле и пересидеть до ночи?
Идея с полем мне понравилась. В первую очередь потому, что никуда не надо было идти. Ну и потому, что никакой другой идеи больше не было. Я стал выкладывать на землю свои жалкие пожитки: портмоне с 32 гривнами (32 — двадцать три наоборот) , удостоверение помощника народного депутата С, диктофон, бинокль. Последняя вещь меня заинтересовала. Я совсем про него забыл, хотя покупал его недавно, перед походом на квартиру Алисы в Василькове. Душевно так сходил, полдома жильцов, наверное, ремонт теперь делают. Я стал разглядывать в бинокль местные достопримечательности: поле в бурьяне, еще одно поле, лесок, речка-вонючка, какое-то село, снова лесопосадка, Г., опять поле, бля! Я повернул бинокль чуть назад к лесопосадке, за которой начиналось поле, а за ним шло уже поле, на котором я и сидел. Из лесопосадки выходила длиннющая шеренга солдат, не меньше шестидесяти человек в длину. Они прочесывали местность и как раз двигались в мою сторону. Убийство детей, притом, судя по всему, массовое, на этот раз вызвало чудовищный резонанс, если местность вокруг Г, прочесывают армейские части. Я распихал все свое барахло по карманам и, нагибаясь как можно ниже, похромал к ближайшей лесопосадке.