– Сенин, у меня нет слов! – Она в бессилии развела руками.
Всё это было так искренно и непосредственно, что у Сенина появилось чувство, будто из его памяти действительно вырезали кусок.
– Извини. – Он опустил голову и потер виски. – Устал с дороги, голова не варит.
– Она у тебя и не может варить, ты ее, похоже, в самолете забыл.
– Да нет… Всё-таки три года в «бочке» мозги сбивают набекрень.
– В какой «бочке», Сенин?! – Она с укором покачала головой. – Тебя из «бочки» четыре месяца как выпустили. А ты, гадкий проказник, сделал мне ребеночка и быстренько улетел на этот дурацкий Элдор…
– На Элдор? – пробормотал изумленный Сенин.
И тут он ощутил такой внутренний удар, словно в груди разорвалась бомба.
Но это была никакая не бомба. Это было прошлое, которое догнало его и с жуткой силой ударило в затылок. Он всё понял. У него сжались кулаки – так, что захрустели пальцы.
– Что с тобой? – донесся испуганный голос жены. – Тебе плохо?
– Извини… – еле слышно выдавил он. – Я и на самом деле дико устал… Почти не спал, и вообще…
– Сенин, не пугай меня. – В голосе Элизы послышались слезы.
– Всё нормально… всё нормально…
«Мерзавец, тварь, ублюдок, выродок! – билось в голове. – Как он посмел, откуда он взялся, почему он вообще там не сдох?!»
На самом деле ему вовсе не интересны были подробности. Подражатель действительно мог выжить при эпидемии, и этого следовало опасаться. Точно так же он мог просочиться через кордоны карантинной зоны – он получил от Сенина опыт полицейского и знал всякие секреты и тонкости.
Какая теперь разница, почему и как это произошло… Самое главное и самое страшное, что прошлое вернулось. И нанесло удар, к которому размякший и уставший от жизни Сенин был не готов.
Он постепенно взял себя в руки. Унял дрожь в голосе, сумел спокойно посмотреть в глаза жене.
– Всё нормально, – сказал он и даже попробовал улыбнуться.
– Ложись, поспи. – Она нежно погладила его по щеке. – Или ты есть хочешь?
– Есть хочу, – согласился он. – И пить. В смысле, выпивать.
– Ну вот, ожил, – улыбнулась Элиза. – Жалко, мне нельзя. А надо бы по такому поводу.
– Глупости, – сказал Сенин. – Глоток никому не повредит.
Ему хотелось нажраться до зеленых чертей и уплыть подальше из этой реальности. Но перед ним сидела жена, которая давно его не видела. А он сам не видел ее еще больше – как это ни странно. Сегодня был хороший день, которого он так долго и мучительно ждал.
А то обстоятельство, которое его безнадежно испортило, Сенин собирался пережить сам, как-нибудь потом. Без участия жены.
* * *
Ночью не спалось. Сенин думал, как теперь ему жить. Неужели снова проглотить очередной плевок судьбы и делать вид, что ничего не произошло?
А что тут сделаешь? Рассказать Элизе, что это не он, а какой-то чертов двойник переночевал с ней и оставил память в виде растущего живота? Ничего бредовее просто не придумаешь. А если и рассказать? Что дальше – душить младенца и прятать в мусоросжигающей печи?
Идиотизм. Куда не повернись – всё не то, всё не так.
И всё-таки, как-то надо теперь жить. Знать бы, что на уме у собственного отражения, можно было бы избрать стратегию.
Сенин попытался представить себе – а что он сам бы сделал на месте подражателя. Допустим, цель та же – уничтожить оригинал и занять его место. Он мог бы просто вселиться в усадьбу и жить-поживать с Элизой как ни в чем не бывало. Документов нет – пустяки, вопрос решаемый.
Но тут вдруг, как снег на голову, появляется настоящий Сенин – и что тогда? Нет, так не пойдет. Сенин признал, что подражатель поступил мудро – наблюдать за возвращением оригинала лучше с безопасного расстояния, не высовываясь раньше времени. Вполне оправданная тактика.
А что делать до возвращения? Где прятаться? А вот тут как нельзя кстати заваруха на Элдоре. И вполне реально отставному полицейскому завербоваться на правах ополченца, получив непыльную и, главное, неопасную должность.
Всё вроде бы сходится. Сенину непросто было приложить эту схему на себя – смог бы он так поступить, захотел бы? Всё-таки после Торонто судьба совершила неожиданный виток, да и сам Сенин наверняка изменился.
Был и другой вариант. Возможно, подражатель решил оставить Сенина в покое, наплевал на любимую жену и усадьбу и выбрал новую судьбу. Восстановился в полиции, устремился к ратным подвигам…
«Но ведь он – это я, – подумал Сенин. – Захотел бы я себе другую судьбу? Черта с два. И на ратные подвиги давно не тянет. И Лизку я не променяю на „честь имею“ уже никогда в жизни».
А стало быть, нечего тешить себя напрасными иллюзиями. Подражатель вернется, чтоб довести генетическую программу до конца. И возможно, это случится гораздо быстрее, чем кажется.
Сенину по-прежнему не спалось. Он подумал, что самое время узнать про Элдор подробнее. Как-никак он там «воевал». А вдруг спрашивать будут. И вообще, не помешает знать, чем там может заниматься двойничок.
Он поднялся, успокоил шевельнувшуюся Элизу и сел за терминал. Информации по Элдору было больше, чем достаточно. Сенин с удивлением обнаружил, что конфликт длится уже более полугода. Это действительно серьезно. Обычно самая острая полицейская стадия укладывается дней в двадцать, потом в дело вступают силы дипломатические, экономические, юридические и им подобные.
Затем Сенину пришлось удивиться еще больше – он обнаружил, что через месяц после начала конфликта введен в действие так называемый «Манифест Когана». Это означало, что любой отставной госслужащий мог быть вновь призван на службу, если Федерация посчитает это необходимым. Само собой, полицейских это касалось в первую очередь.
«Манифест Когана» был назван в честь генерала Когана, жившего в те времена, когда Сенин еще не родился. Случай был хрестоматийный, он изучался в полицейских школах наравне с Уставом и Основным законом Федерации. По канонической версии, генерал ехал на лимузине на банкет по поводу своей отставки. Формально он был уже пенсионером, подписанный приказ лежал в его кармане.
Как нарочно, по пути следования случилась неприятная история – кто-то ограбил магазин или банк и теперь отходил, прикрываясь девочкой-заложницей. Сенин плохо помнил подробности, он лишь знал, что отставной генерал сделал нечто такое, от чего пуля попала не в заложницу, а в него. И перед смертью в больнице сказал некие патетические слова. Что-то вроде «бывших полицейских не бывает» или «поклявшись защищать, обязан защищать до смерти».
История эта была подхвачена журналистами, имя Когана зазвучало из уст политиков, и вообще шум в обществе получился немалый. Под влиянием этого шума правительство приняло официальный документ – Манифест Когана. Манифест имел лишь номинальную силу – призыв на службу можно было проигнорировать без всяких последствий. До сего дня он ни разу не применялся, впрочем, Сенин с трудом мог представить, что такое может случиться, чтоб даже пенсионеров снова выдернули в строй.