Шесть мессий - читать онлайн книгу. Автор: Марк Фрост cтр.№ 29

А вот Иннес, понятия не имевший о глубине чувств, одолевавших брата, и боявшийся показаться восторженным юнцом, старательно делал вид, будто безразличен к эпическим размерам статуи Свободы, хотя втайне его сердце забилось быстрее. Образ ее рождал иррациональное представление о нации величественных, чувственных женщин, облаченных в свободные, полупрозрачные одеяния.

Когда Пинкус наконец появился на палубе в компании отца Девина, Иннесу показалось, что у него подавленный вид: щенячья бодрость журналиста сменилась вялым унынием.

— Что за проблема со стариной Пинкусом? — поинтересовался Иннес.

— Я не знаю, — сказал Дойл. — Может быть, он обнаружил, что исповедь не всегда облегчает душу.

Величавый разворот к Гудзону привел «Эльбу» в компанию буксиров, аккуратно сопроводивших ее на стоянку у причалов Уэст-Сайда. Капитан Хоффнер пригласил Дойла на мостик и, отведя в сторону, выразил ему официальную благодарность, с сожалением сообщив, что поиски четвертого преступника успехом не увенчались. Пять гробов конфисковали, у таможни выставили дополнительную охрану, чтобы помешать этому человеку, если он все еще находился на борту, сойти на берег под видом пассажира или члена команды. Дойл снова вежливо отклонил расспросы капитана об отце Девине, сказав только, что нечаянно допустил ошибку и его подозрения в отношении этого человека оказались совершенно необоснованными.

На этом они обменялись уважительными рукопожатиями и расстались.

Когда Дойл с Иннесом прошли таможню и ступили на территорию Америки, находившийся в фойе духовой оркестр грянул «Он чертовски славный парень». Зал прибытия был празднично разукрашен красными, белыми и голубыми флагами, а многочисленные встречающие держали в руках плакаты и транспаранты с приветствиями знаменитому писателю. У некоторых имелись портреты. Судя по всему, большая часть читателей не различала автора и его героя: многие, похоже, полагали, что встречают самого Шерлока Холмса.

«Господи, да они чествуют мое имя, как будто я футбольная команда!»

То, что некоторые американцы отличаются непомерной фамильярностью, Дойла особо не волновало, но столкновение с толпой таких фамильярных личностей было сродни человеческому жертвоприношению.

Перед ограждением, выставленным полицией, чтобы ограничивать натиск толпы, выстроилось созвездие разнокалиберных знаменитостей Манхэттена. Присутствовали светила газетного и издательского дела, театральные кумиры, преуспевающие галантерейщики, лысеющие рестораторы и эскадрон городских чиновников вперемешку с выводком приятных лицом певичек. Иннес с удовольствием отметил, что в этой части своих рассказов Пинкус, похоже, не погрешил против истины.

Гигантский мужчина в сапогах для верховой езды, ковбойских штанах, канареечно-желтой визитке и бобровой шапке на косматой голове выскочил из толпы и заключил Дойла в удушающую медвежью хватку, прежде чем тот успел защититься.

— Благослови, Господь! Благослови, Господь! — ревел великан зычным голосом с виргинским акцентом.

«Должно быть, я знаю этого человека, — запаниковал Дойл. — Судя по тому, как он на меня набросился, мы должны быть как минимум кузенами».

Незнакомец отступил на шаг и заорал:

— Я счастлив, сэр! Возможность видеть вас здесь наполняет мое сердце гордостью.

Артур отчаянно рылся в памяти, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть, хотя трудно предположить, чтобы знакомство с таким гигантом могло забыться. За плечом великана мелькнул Иннес, решивший, что самым подходящим одеянием для столь торжественного случая будет голубой мундир королевских фузилеров, и уже окруженный благоухающим облаком духов, кружев и цветов, которые украшали невероятных размеров дамские шляпы.

— Я же обещал, что устрою вам в Нью-Йорке грандиозную встречу. Видите, разве мы не сделали для вас все возможное? — воскликнул великан, обнажив в улыбке неестественно блестящие и здоровенные, как клавиши фортепиано, зубы.

— Прошу прощения, сэр, но боюсь, я никак не вспомню… — пробормотал Дойл, беспокойно оглядывая резко напиравший на ограждение батальон знаменитостей.

— О, я Пепперман, мистер Конан Дойл, — прогудел гигант, галантно снимая шапку. — Майор Роландо Пепперман, импресарио вашего литературного турне, к вашим услугам.

— Майор Пепперман, конечно, пожалуйста, простите меня…

— Нет, не стоит извинений, я не послал телеграфом более подробное описание моей скромной персоны.

Его голубые глаза сверкали, могучие мускулы распирали готовую треснуть визитку: этот полный неуемной, избыточной энергии человек служил живым воплощением самой сущности Америки, ее буйного оптимизма.

Пепперман молниеносно обнял рукой плечо Дойла и повернул его лицом к толпе:

— Дамы и господа, представляю вам мистера Артура Конан Дойла, творца великого Шерлока Холмса! Добро пожаловать в Нью-Йорк!

Пепперман подбросил свою шапку в воздух, отчего толпа пришла в еще большее возбуждение, соперничая по части громкости издаваемых звуков с медными инструментами оркестра. Широко раскрытые глаза Дойла ослепили вспышки фотографов, и вместо лиц представителей элиты Нью-Йорка перед его глазами заплясали черные точки.

Дойл пожал тридцать рук и получил столько же визиток; какофония поглотила выкрикиваемые их носителями пожелания, но осталось впечатление, что каждый из них хотел, чтобы он поел в его ресторане, появился в его журнале, посетил его новейший театральный триумф или остановился в его роскошнейшем отеле. Правда, за всеми этими лестными предложениями зачастую следовала тревожащая фраза «В обмен на коммерческую поддержку».

Зачем явились на пристань расфуфыренные актрисы, Дойл так и не понял. Зато Иннес, тут же оказавшийся посреди их веселой стайки, был от них в восторге.

Представители политических кругов вручили Дойлу свиток, знаменующий официальное приглашение, и некий тяжеленный латунный предмет, который, как он догадался, являлся символическим ключом от города, но гораздо лучше мог бы послужить в качестве холодного оружия. Особенно если бы Дойлу пришлось отбиваться им от толпы почитателей. Правда, от этого его избавил Пепперман, под охраной которого писатель проследовал за заграждение на запруженную народом улицу к поджидавшей флотилии экипажей.

На тот случай, если его попросят об импровизированном выступлении (Дойла предупредили, что американцы больше всего любят произносить и слушать спичи), он попытался собраться с мыслями, чтобы в доступной форме донести их до слушателей, но они с Пепперманом уже подошли к экипажу, а собравшаяся толпа, похоже, с радостью предавалась возможности кричать во всю глотку и ничем другим не интересовалась.

Дойл помахал почитателям рукой, потом еще и наконец последовал примеру Пеппермана и подбросил в воздух шляпу: похоже, согласно американским обычаям, то был сигнал к массовому сумасшествию.

Когда истерия чуть унялась, Дойл, глядя поверх голов, приметил позади толпы выходившего с мрачным видом из дверей таможенного сектора Лайонела Штерна. Простой гроб с телом Руперта Зейлига загружали в катафалк под присмотром так и не снявшего сутаны католического священника Джека Спаркса.