– Давно летим? – переведя дух поинтересовался Саша уже нормальным голосом, без хрипоты и гвоздей.
– И не говори… – все так же, не открывая глаз, прорычал сбоку Петр.
– В каком смысле? – встревожился Саша.
– В прямом смысле, – сказал Павел. – Васька всегда такой, летит, летит, а куда летит – сам черт его не разберет… Никак не хочет по картам летать!
– А почему не хочет?
– Не любит, – веско объяснил Павел.
– Ничего себе перспективка!
– Ладно, не дрейфь, журналист! Прилетим куда-нибудь. Это же вертолет, а не самолет. Этому аэродромов не нужно, он где хочешь сядет. Всегда садились!
Похоже, опытные люди Севера всерьез относились к Ваське с таким же терпеливым фатализмом, как к явлению природы, подумал Саша, снова припадая к пиву.
Глава 2
Худшие ожидания оправдались. Легендарный Васька, скрытый за дверью кабины пилотов, как Змей Горыныч в своей пещере, в этот рейс особенно распоясался. Саша в воздушной навигации мало что понимал, но даже неопытным глазом было видно, как вертолет рыскает. Летит то выше, то ниже, то поднимается под самые тучи, то снова начинает прижиматься к земле, когда отчетливо становятся видны макушки деревьев и замшелые гранитные валуны.
Потом началась гроза. Стало уже по-настоящему страшно. За иллюминаторами потемнело, по стеклам сек крупный дождь, раскатисто громыхал гром и ветвистые молнии расцветали на небе ярким, артиллерийским салютом. Болтанка усилилась, и пассажиры больше не спали. Недоуменно переглядывались и судорожно хватались за ручки и поручни. Вера, закутанная в темный платок по самые брови, без перерыва крестилась и шевелила губами – молилась видимо. Остальные, наверно, тоже. Что остается, когда за штурвалом Васька?
Саша и сам чувствовал себя, как бывало в Нагорном Карабахе, в Абхазии, в Таджикистане и Приднестровье, когда лежишь под артиллерийским обстрелом, слепым, оглушающим и сокрушительным, как камнепад в горах. Лежишь, прижимаясь телом к земле, и не знаешь, какому богу молиться, не знаешь, зачем тебя сюда принесло – умирать на чужой войне. Знаешь только, что умирать не хочется, жутко не хочется, ощущаешь это каждым кончиком нервов, что вздрагивают от новых и новых разрывов, ватно закладывающих уши. Непередаваемое, в общем, ощущение…
Когда обстрел кончается, когда начинается обычная журналистская работа, оно уходит, как не было. Вспоминаются только случайные подробности, разрозненные картинки, за которые зацепилась память. Земля, взметнувшаяся веером к небу, темно-сизый вонючий дым из воронок, перебегавшие на полусогнутых человеческие фигурки, что мелькали перед глазами. Сам страх забывается. И вспоминается, только когда снова оказываешься в подобной ситуации…
А потом они начали падать.
* * *
Чуть позднее лихой Васька объяснял, хорохорясь, что никакого падения не было, было планирование вертолета вниз на остановленном винте. Ничего особенного, конструкция позволяет, а его мастерство пилота – соответствует. Ну да, половина приборов отказала сразу к чертовой матери! Другая половина без того не работала, и как им работать, если обслуживание – никакое. Но недаром же он когда-то трудился пилотом-испытателем на заводе! Орел был, сокол с крыльями, если бы не пьянка и бабы – до сих пор бы испытывал новые машины. Натура подвела. Да, нутро у него геройское, а вот натура подводит время от времени… А что, он – такой, мог бы большим человеком стать, только сам не хотел. Ему, если честно, всегда было море по колено, а океан – максимум по яйца. Он – Василий Иванович, как Чапаев.
И все верили его бахвальству, потому что страх был уже забыт. Никто не падал, нет! Просто все быстро и дружно спускались…
Инстинктивно прикрыв глаза, Саша ожидал громкого, сильного удара о землю, но его не было. Получился какой-то чавкающий, болотный плюх. Шумно и дробно плеснулась по обшивке вода, Сашу больно приплющило к полу, и все застыло, замерло без звука и без движения. Сильно болели уши, это первое, что он ощутил на земле. Потом почувствовал, что у него мокнут ноги.
Васька, как выяснилось, посадил (или уронил?) вертолет прямо в озеро. К счастью, недалеко от берега. Он уверял, что специально выбирал место, и может, не врал. Все-таки они не совсем шмякнулись, а почти приземлились.
Оглядываясь, Саша обнаружил, что обшивка вертолета протекает сразу во многих местах. Холодная вода негромко зажурчала по полу, поднялась по щиколотку и остановилась. Сильно вымок только Егорыч, который так и не соизволил проснуться. Все еще пребывал в счастливом состоянии бревна и колоды одновременно.
Впрочем, холодная вода по щиколотку – тоже мало приятного. Это быстро, лучше любых понуканий, заставило всех ожить, задвигаться, начать хвататься за вещи и друг за друга. Дверь кабины пилотов открылась, и Саша наконец увидел легендарного Ваську, невысокого, плотного, щекастого, с невозмутимыми татаро-монгольскими глазами. На голове у Васьки набекрень сидел летный шлем, в руке он держал фуражку с высоко выгнутой тульей. Больше на нем ничего летного не было, обычная одежда, кроссовки, джинсы, джинсовая рубашка с районного рынка и черная кожаная куртка по пояс.
– Все живы-здоровы?! – спросил он неожиданно тонким, почти мальчишеским голосом. – Мужики, там Денису, второму пилоту, плохо, помогите вытащить из кресла, кто поздоровей.
Егорыч вдруг очнулся, приподнял голову и посмотрел на него хитрым и пронзительным взглядом.
– А почему это я мокрый такой? – подозрительно спросил он. – Я что, опять обоссался?
– Нет, ты утонул, – ответил Васька, не взглянув на него.
– Ага… – понимающе сказал Егорыч, поежился, подтянул ноги к животу и снова поплыл в своей алкогольной нирване, равно как и в луже на полу. Его намокшая тельняшка, задравшаяся на животе, потемнела и казалась теперь не воздушно-десантной, а полностью морской.
Подобная невозмутимость внушала определенное уважение.
Ты, моряк, красивый сам собою, неожиданно промелькнул в голове у Саши мотивчик. И дальше, следуя за бесшабашной рифмой, кажется, что-то про девушку с косой… Только, как уточнение, коса – на голове или в руках?
Саше захотелось сказать что-нибудь остроумно-веселое, чтоб все засмеялись, но на ум, кроме двусмысленной девушки с косой, ничего путного не приходило. Пока он думал, Петр и Павел, переглянувшись, начали хватать все вещи подряд и устраивать их на сиденьях, подальше от воды.
– Денису плохо, – повторил Васька, – мужики, кто покрепче, помогите вытащить!
Саша хорошо запомнил: с этого момента у него вдруг возникло странное, не слишком уместное ощущение, что все – амба, приключение кончилось. Приземлились, приплыли или как это еще можно назвать? Сейчас налетят спасатели, медики, появятся братья-журналисты, и в вечерних новостях появится очередная сенсация об очередном вертолете, упавшем…
А где, кстати? Впрочем, пилот наверняка знает, легкомысленно решил он. Понятно, что у черта на рогах, никак не ближе. Значит, предстоит долгий и нудный путь на перекладных до какого-нибудь очага культуры в виде железнодорожного разъезда, где ежесуточный скорый стоит по расписанию пять минут, но и этого срока не выдерживает. Нужно будет прицепиться к телерепортерам, решил он. Братья по оружию должны выручить старого шакала пера. У телевизионщиков всегда есть транспорт – слишком много аппаратуры приходится с собой таскать.