Герцог, к тому времени подзабывший эту историю, заметил только, что мы, по крайней мере, сэкономили на веревках. Он любил экономить на мелочах. Его Сиятельство не моргнув глазом пускал на ветер тысячи золотых и крайне гордился собой, когда экономил один-два. Уж такой противоречивый характер — суровый воин и изощренный интриган, великодушный аристократ и хитрый политик, мот и скряга одновременно — герцог Барталамео I Дела Скала…
Таким образом, правда была похоронена так же прочно, как сами несчастные влюбленные.
* * *
Теперь о том, что семьи Монтекки и Капулетти, якобы, помирились со смертью детей…
Неправда, Бог мне свидетель! Гвельф никогда не помирится с гибеллином, как цапля никогда не поцелует лягушку!
А Николо Капулетти после смерти дочери так и остался в гвельфах, и, доказывая соратникам свою преданность, считался одним из яростных. Прожил он, правда, не долго, вино и горе все-таки свели его в могилу. Госпожа Капулетти на много пережила мужа и слыла суровой и молчаливой молитвенницей.
А вот Монтекки-старший оправился быстро. Жена его вскоре опять понесла и порадовала супруга мальчиками-близнецами. От родов в не молодом возрасте она скончалась, зато наследники родились крепенькими и здоровенькими. Кроме того, уже после, у него в городе обнаружилось столько бастардов — незаконных отпрысков — что можно сформировать роту. Словом, было кому передать семейное дело…
И понятно, в кого Ромео уродился таким влюбчивым и горячим.
Сам старший Монтекки тоже жил еще долго, и умер глубоко в преклонных годах, прямо за столом, вкушая десерт из груш, приготовленных в вине с медом.
* * *
Да, так все было и так все кончилось, мои благородные сеньоры и прекрасные сеньориты. Теперь вы знаете всю правду о жизни и любви Ромео Монтекки и Джульетты Капулетти.
Тогда, скорбя, я, конечно, еще не подозревал, что их имена станут нарицательными для всех влюбленных на просторах божьего мира… Что даже вы, мои друзья, будете охотнее слушать от меня рассказы об их жизни, чем о моих собственных, весьма замысловатых и причудливых приключениях.
Интерес публики… Что ж, перед этим богом, мы, рассказчики, всегда склоняемся как истово верующие перед Распятием.
Но вот, что странно, друзья, и чего я до сих пор не могу взять в толк…
Словом, после гибели Ромео и Джульетты мои отношения с прекрасной и трепетной Розалиной почему-то разладились. Моя красавица вдруг заявила, что это именно я виноват в гибели молодых влюбленных, именно моя застарелая похоть (!) явилась первопричиной их трагической кончины. Жаль, что никто этого не знает, что я ухитрился остаться выскочить сухим из воды…
Более того, еще через некоторое время, поднатужась умом, моя прелестница заявила, что я, Умберто Скорцетти, вообще не умею любить столь благородно и самозабвенно, как умел это делать Ромео Монтекки. Мол, меня в ней (Розалине!) интересует лишь ее стройное тело, прекрасное лицо и возможность заполучить в свои руки наследственное состояние. А вот душа ее (Розалины!), смутные желания и не явные устремления совершенно не интересуют!
Женская логика, друзья мои, во всей красе блестящих глаз и вишневых губ!
Смею напомнить, кто, как не сама Розалина придумала всю эту комбинацию с огнем в виде капитана Скорцетт и Ромео Монтекки в качестве дымовой завесы?
Я попытался ей указать, что если уж кто-то виноват — там мы оба, не только я один. Кроме того, отвечая на обвинения, я попытался ей объяснить, что если бы я хотел только ее душу, а не трепетное тело и прекрасное лицо, то меня бы звали не сеньор Умберто Скорцетти, а господин сатана!
В самом деле, кто, как не князь тьмы, прародитель зла, хочет от человека лишь его суть, презирая материальную оболочку? А, сеньора?
Мне самому эта шутка показалась смешной, но мой смех только окончательно все испортил. Розалина надулась и замкнулась передо мной как сундук скряги. Встречала меня все более и более холодно. У многих женщин, надо отметить, своеобразное чувство юмора, они будут с удовольствием язвить над каждым ближним, но когда смеются над ними — нет, не выносят.
Я не долго сносил ее лед, просто перестал приходить к ней, и всё. Я, Умберто Скорцетти, никогда не опускался до того, чтобы меня терпели! Твердо знаю — если ты не уважаешь себя, значит, и другие скоро перестанут испытывать к тебе это чувство.
Вот так, странным образом, любовь этих двух детей расстроила планы зрелого капитана жениться на красивой и богатой вдове, и зажить как обеспеченный горожанин в веселой Вероне.
А потом мой контракт с герцогом Барталамео Делла Скала закончился. Честно сказать, герцог оказался слишком прижимист в выплате жалованья. Даже намекал, зачем, мол, городской страже платить, если она и так не забывает себя на своей нетяжелой службе. Как такое стерпеть?
И я со своим отрядом подался в другой город, на другую службу. Судьба простого солдата, не знающего другой семьи, кроме боевых соратников, и других привязанностей, кроме знамени отряда, — видимо, это все, что мне суждено, решил я, покоряясь воле Господней…
Насколько я знаю, истинная история Ромео и Джульетты выплыла на божий свет случайно. Два года спустя падре Лоренцо крепко прихворнул и решил полностью очистить душу, исповедавшись во всех знакомому священнику. Тот исповедь принял, но, ужаснувшись, на всякий случай настрочил пространный донос в Святую Инквизицию. Оживающие покойницы — это как раз по их части, а его — оборони Бог! — рассудил сей почтенный, но не слишком ученый муж.
Лоренцо-то выздоровел, но дело уже завертелось по-новому. Хотя, мое имя опять не всплыло, падре Лоренцо благородно приписал всю вину себе. Мол, его грех, его расплата — другие тут не при чем.
Цепкие ручки инквизиции всем известны, и дело могло кончиться совсем плохо, если бы моему другу Лоренцо не посчастливилось помочь одному из чинов инквизиции в застарелой кожной болезни.
Благодарность не чужда даже суровым отцам-инквизиторам, поэтому он отделался сравнительно легко. Был сослан в глухой монастырь в горах, поразмыслить о грехах собственных и слабостях человеческих. Я знаю, ему даже разрешили продолжать свои медицинские опыты — его покровитель время от времени наведывался туда во избежание повторных симптомов. Кроме этого, отец Лоренцо практиковался на диких горцах и слыл у них чуть ли не святым. Вроде бы, в монастыре он прибывал не под своим именем, а был, ради сохранения тайны, наречен братией монахом Менделем. Точно не знаю, врать не буду…
Знаю, что его ученые изыскания не вышли за пределы монастыря, Святая Церковь умеет хранить секреты. Думаю, сложись у него все иначе, его имя было бы сейчас широко известно в медицинской науке…
Мы с ним больше никогда не виделись. А мир все-таки узнал подлинную историю двух влюбленных. Не удивительно, в инквизиции тоже встречаются длинные языки…
* * *
Теперь мне остается лишь добавить, что годы спустя я снова оказался в Вероне. Уже на службе у нового герцога Конгранде I, младшего брата Барталамео I, наследовавшего бразды правления старшего. Вот этот уж точно был истинный воин и настоящий аристократ! Не скупясь, платил своим солдатам тем, что брал у чужих! Да, веселое времечко…