Костры Тосканы - читать онлайн книгу. Автор: Челси Куинн Ярбро cтр.№ 104

Поэтому мы с большим неудовольствием сообщаем, что начинаем процесс против вас, призванный истолковать ваши деяния как самую вредную ересь, за которую вам придется тяжелейшим образом поплатиться как в этом мире, так и в жизни иной.

Но Господь милосерд и призывает нас более печься о заблудшей овце, чем о смиренном стаде. Процесс, нами начатый, идет пока без огласки, дабы дать вам время отречься от ваших богопротивных поступков. Даем вам неделю с момента получения настоящего документа, чтобы публично покаяться в неповиновении нашей булле и в остальных своих грехах. Ваше раскаяние должно быть искренним, безоговорочным и письменно зафиксированным, чтобы о нем мог узнать весь католический мир. После сей акции вам вменяется в обязанность предать себя в руки верховного настоятеля доминиканского ордена, дабы тот указал, какой из монастырей примет вас в качестве добродетельного монаха-затворника.

Сим шагом вы удержите вашу паству от великих грехов, чем, несомненно, заслужите наше благоволение.

В противном случае на вас обрушится вся мощь католической гвардии в соответствии с волей Господней.

Алессандро VI, верховный понтифик

престола святого Петра

Рим, праздник святого Фомы Аквинского

8 марта 1498 года

Гелата вскинула морду, готовая пуститься галопом. Ракоци натянул поводья. Мрак конюшни освещала всего лишь одна свеча, и лица Руджиеро практически не было видно.

— Как долго фра Сансоне проспит? — спросил слуга, готовясь открыть боковые ворота.

— До утра. Я вернусь много раньше. Если он начнет просыпаться, брось в жаровню еще несколько корешков. Этого вполне хватит, чтобы его успокоить. — Ракоци поплотней завернулся в плащ — Я выеду через ворота Корса дель Прато, как мусорщик. Там открыто всю ночь, — Он сунул руку в сапог и проверил, на месте ли нож. — Я готов. Не мешкай же, Руджиеро.

Тот колебался.

— Что мне сказать, если явятся доминиканцы? Вдруг они захотят видеть вас?

— Скажи, что хозяин молится и не велел себя беспокоить. Будь уверен, они отнесутся к этому с уважением.

— Ладно, — кивнул Руджиеро с сомнением.

— Положись на меня, старый друг.

Ракоци наклонился вперед и, когда ворота открылись, дал волю Гелате. Та исчезла во мраке ночи, прежде чем Руджиеро успел что-либо возразить.

Флоренция спала и в сиянии звезд казалась городом-призраком. Ракоци молча скакал по пустым улицам и придержал кобылу только возле Санта-Мария Новелла. Грохот копыт смолк, но в нескольких кельях зажегся свет, там забубнили молитвы. Всадник помедлил, затем пустил лошадь шагом и через десяток минут проехал через ворота Корса дель Прато — в соседстве с парой повозок, нагруженных всяческим хламом.

Он гнал Гелату, пока мог хоть что-то перед собой различать, а когда тьма сгустилась, перешел на рысь, потом на трусцу, потом и вовсе остановился. Скачка во мраке сулила множество неприятностей. Ракоци постоял с минуту, изучая дорогу. Вдруг Гелата прянула в сторону, из-за холма послышался лай. Что там — застава, засада? Ему показалось, что в темноте что-то движется, приближаясь к нему, он дернул поводья. Кобыла легко рванулась вперед и унесла его от опасного места.

Где-то в полумиле от конечной цели своего путешествия Ракоци спешился и, потянув за узду, свел Гелату с дороги. Близился день аутодафе, и подступы к древнему замку могли усиленно охраняться. Он привязал кобылу к толстому корню дерева, вросшего в холм, и продолжил свой путь.

Камни стены были сухими, и на подъему него ушло менее четверти часа. Ракоци тенью проник в келью и, присев под окном, позвал Деметриче. Голос его был не громче шелеста тростника.

Она не ответила, Ракоци скользнул к ее ложу и, встав на одно колено, тронул спящую за плечо.

Жалобно всхлипнув, Деметриче с трудом разлепила опухшие веки. Губы и щеки ее покрывали струйки засохшей крови.

— Нет, — шепнула она и вновь погрузилась в забытье.

Ракоци, задыхаясь от ярости, принялся ощупывать Деметриче, пытаясь определить, как тяжелы нанесенные ей увечья. Он действовал с большой осторожностью, всякий раз обмирая, когда бедняжка начинала стонать. К счастью, серьезных повреждений не обнаружилось, и он еще раз попытался ее разбудить.

Узница вздрогнула и вскинула руку к лицу, словно бы защищая себя от удара. Глаза ее лихорадочно заблестели.

— Не надо. Пожалуйста. Я все вам сказала.

Захлебнувшись слезами, женщина съежилась и откатилась к стене.

— Деметриче, прошу вас, это я, успокойтесь…

Остановленный ее ужасом, Ракоци смолк.

— Я снова скажу вам все, что вы хотите, — повторяла она как в бреду. — Я скажу. Все, что угодно. Только не мучьте меня. — Голос ее прерывался рыданиями, надрывавшими ему сердце. — Не надо. Уберите эти ужасные вещи. Нет, нет…

— Деметриче, — заговорил Ракоци снова, чувствуя, что его усилия тщетны. — Это я, Сан-Джермано, успокойтесь, карина. Я вернулся, я здесь. Я пришел к вам, как обещал.

Он уже не надеялся, что она услышит его, когда стены узилища огласил бурный, безудержный плач. Ракоци замер, он понял, что это плач облегчения.

— Сан-Джермано, — пробормотала потерянно Деметриче. — О, Сан-Джермано, я во всем им призналась! Я сказала, что оскверняла крест и подбрасывала в святилища экскременты, — Глаза ее внезапно расширились, она покачала головой, словно не понимая, как ее губы могут такое произносить. — Я должна была это сказать. Иначе они не остановились бы.

Он осторожно взял ее за руку — чуть выше запястья, чтобы не потревожить подсохшую ссадину. Он порадовался, что оковы валялись под стенкой. Получив свое, монахи, как видно, не сочли нужным использовать их.

— Это не имеет значения, дорогая.

Это и впрямь не имело значения. До аутодафе оставалось два дня. Савонарола, бросивший вызов Папе и Риму, не выказывал никакого желания отступиться от своего ужасного замысла. Деметриче, как и многим несчастным, томившимся в этих стенах, грозила страшная смерть.

— Я знаю, что пойду на костер, — спокойно произнесла узница. — Они сказали мне это. Я буду гореть и в этом мире, и в том.

Ее глаза закрылись, но лишь на мгновение. Справившись с приступом слабости, Деметриче храбро продолжила:

— Я знаю, что ваше ходатайство не помогло. Они все заранее предрешили, не так ли? Любые хлопоты были обречены на провал.

— Пожалуй, — сказал он, вспоминая часовню Санта-Мария Новелла и стараясь не глядеть ей в глаза.

— Что ж, зато я успела узнать вашу любовь.

Она помолчала какое-то время, затем сказала:

— Ох, как я боялась вас поначалу! А теперь о том сожалею! Столько времени потеряно зря!