Смерть на кончике пера - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Белякова cтр.№ 11

– Это те люди, которые пока не готовы принять послушание, но хотят находиться в монастыре. Они здесь живут и работают. Мы, можно сказать, не только культовое, но и благотворительное учреждение. К нам может прийти любая женщина, девушка, девочка и, как я сказала, мальчики до четырнадцати лет.

– И кто идет?

– Люди, ищущие Бога, страждущие, потерявшие надежду, хворые… Легких больных мы лечим, тяжелых принимаем, но только на несколько часов – вызываем врача из горбольницы или скорую. Хотя… Некоторые просят оставить их здесь под собственную ответственность – для исцеления.

– И выздоравливают?

– Часто. – Игуменья улыбнулась по-детски наивно и радостно. – Почти все уходят с улучшением. Ученые говорят – хороший естественный фон. Монастыри и храмы всегда по-умному ставили там, где была благоприятная аура. Я пятнадцать лет в Бауманском преподавала, точные науки…

– А как здесь оказались?

– На то была воля Божья.

– Кто и как может стать монашкой?

– Монахиней, молодой человек… В принципе почти любая женщина, если только она не надеется скрыться от правоохранительных органов, после пяти лет послушания. Приходится выполнять много тяжелой работы с шести утра до девяти вечера, много молиться. У нас послушницы в основном работают на огороде, обихаживают паломников, помогают реставраторам. Есть иконописная мастерская и златошвейный цех.

– А туда можно пройти? – заинтересовалась Тамара.

– Да, можно еще в церковь. В кельи к монахиням – нет. Ничего интересного – быт скудный, монашеский. Идемте.

Они вышли в узенький коридор, прошли застекленной галереей.

– Я вам распечатку дам – история, архитектура, устав. А сейчас пройдем в мастерские.

В большой и светлой горнице за столами работали девушки и женщины, все с забранными под платки волосами. На столах стояли баночки с гуашью, лежали тюбики с маслом и темперой. Рисовали на толстых досках, довольно неуважительно вертя их на столе.

– То, что у нас в коридорах висит, – лучшие ученические работы. Женщины в основном пишут небольшие, домовые иконы, храмовые мы заказываем в одной московской мастерской – там мужчины-иконописцы работают. Женщины миниатюры лучше пишут, аккуратнее, благоговейнее. Златошвейки – традиционно только женщины.

За следующей дверью сидели вышивальщицы. Сосредоточенно работая иголками, трудились над большой, в два одеяла, вещью.

– Простите – это настоящее золото? – тихо уточнила Тамара.

– Нет, нам это пока не по умению. Это пряденое золото – шелковая или льняная нить, обвитая позолоченной серебряной нитью.

Вышли из мастерской. Матушка повела через двор к храму. На пороге остановилась, перекрестилась три раза, поклонилась в пояс. То же сделала и Тамара. Андрей решил, что он здесь на работе, и просто склонил голову, ожидая конца церемонии.

Слушая рассказ о том, кто и что писал, как раскрывали и восстанавливали фрески, Андрей вспомнил о Селиверсте и водяном чудище.

– Мне Михал Юрич рассказывал о каком-то редком изображении.

– Да, это малоизвестный в православной традиции святой Селиверст. Он жил в IV веке в Германии и смог молитвой покорить водяного дракона.

На иконе, писанной прямо на столпе, в правом притворе, светился старик с белыми кудрями вокруг обширной лысины. Из коричнево-красных волн, завивавшихся к босым ногам святого, вылезало чудовище с собачьей головой и оскаленными зубами, явно намереваясь его съесть. Хвост у гада был чешуйчатый, лапы – когтястые.

«У, ты и мутант!» – вздрогнув, хмыкнул Андрей.

– Обычно на таких иконах бывает изображение Николая Чудотворца, а у нас вот Селиверст. Он, если можно так выразиться, покровитель всех, кто связан с водной стихией, избавитель от болезней непонятного происхождения и других редких напастей.

– Вроде того водяного коня, который здесь водился когда-то?

Настоятельница внимательно посмотрела на посетителя.

– Да, считается так. Люди молятся святому Селиверсту еще и за избавление от полтергейста, хотя это суеверие, порицаемое церковью.

Матушка поводила их по территории, показала подсыхающие на солнцепеке ровные, ухоженные огородные гряды, сводила в приют, походивший на казарму двухъярусными кроватями.

– Паломников сейчас мало – на Пасху подойдут.

Андрей глянул на часы – было начало четвертого.

– У, как мы вас задержали, матушка! Просто удивляюсь, что время так быстро прошло.

– Благость, молодой человек, место святое, намоленное. А сейчас давайте я вам материалы передам, да и мне к службе надо идти.

– Ты много для себя вынесла? – спросил Андрей Тамару, выезжая из монастырских ворот. – У меня впечатления сумбурные – не знаю, что писать буду.

Он вырулил на отрезок дороги, ведущий к шоссе.

– Разберешься… А я там такое видела, такое! – задорно закричала девушка, скидывая с головы платок. – Своим глазам не поверила!

Тут на дорогу перед ними, будто выскочив из-под земли, метнулась крохотная колченогая старушонка. Андрей ударил по тормозам.

Машина, взвизгнув, остановилась, и они с Тамарой чуть не высадили лбами ветровое стекло. Старушонка, испуганно оглядываясь и мелко крестясь, убежала за угол монастырской ограды.

– Не сбили, и хорошо, – примирительно проворковала Тамара.

До города доехали почти не разговаривая.

– Не поднимешься? – пригласила Тамара, когда Андрей остановился у подъезда ее дома. – Я тебя домашним обедом накормлю.

– Извини, киса, мне в редакцию надо – Бороде машину вернуть. В среду пленки в типографию везти. До пятницы!

Ужинал Андрей дома, как всегда, бутербродами, а когда стемнело, зажег лампу и решил не вставать, пока не разрешит все загадки.

Для создания общей картины Андрей бегло прочел обо всем, что касалось серийных убийц мужского пола. Ненужные, случайные дети, неудачники или хилячки, которых много обижали в детстве. Выросши, они мстили всем, кто был похож на обидчиков, – подросткам, девочкам, отвергнувшим женщинам.

«Правильно нам говорили в детстве – не обижайте маленьких. Из них вырастают серийные злодеи».

Андрей на скачанной из британского сайта страничке вычитал подробные описания дюжины закоренелых леди-киллерш.

«Не женское это дело, если за четыре столетия их только десяток набралось».

Тем интереснее становился феномен Анны К.

Объективности ради, Андрей опять нарисовал табличку и стал расписывать роковых женщин по параметрам. Часам к девяти вечера у него сложился портрет среднестатистической маньячки.

Ей было около тридцати трех лет, орудовала она долго – почти десять лет. Самыми охочими до душегубства оказались домохозяйки – почти треть, сестры милосердия, все белые женщины.