Особые поручения: Пиковый валет - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 20

– Нет, Тюльпанов, мусульманина из вас не п-получается, – констатировал шеф. – Поторопился я с Тарик-беем. Надо было вас индусом объявить. Каким-нибудь Чандрагуптой.

– А можно мне один мусташ, без бороды? – спросил Анисий, давно мечтавший об усах, которые у него росли как-то неубедительно, пучками.

– Не полагается. По восточному этикету это для секретаря слишком большое щегольство. – Фандорин повертел анисиеву голову влево, вправо и заявил. – Ничего не поделаешь, придется сделать вас евнухом.

Подбавил желтой мази, стал втирать в щеки и под подбородком – «чтоб кожу разрыхлить и в складочку собрать». Осмотрел результат и теперь остался доволен:

– Настоящий евнух. То, что нужно.

Но на этом испытания Тюльпанова не закончились.

– Раз вы у нас мусульманин – волосы долой, – приговорил надворный советник.

Анисий, сраженный превращением в евнуха, обритие головы снес безропотно. Брил Маса – ловко, острейшим японским кинжалом. Эраст Петрович намазал коричневой дрянью голый анисиев череп и сообщил:

– Сверкает, как п-пушечное ядро.

Поколдовал с кисточкой над бровями. Глаза одобрил: карие и слегка раскосые, в самый раз.

Заставил надеть широченные шелковые штаны, какую-то узорчатую кацавейку, потом халат, на лысую макушку и злосчастные уши нахлобучил тюрбан.

Медленно, на негнущихся ногах подошел Анисий к зеркалу, ожидая увидеть нечто чудовищное – и был приятно поражен: из бронзовой рамы на него смотрел живописный мавр – ни тебе прыщей, ни оттопыренных ушей. Жаль, нельзя всегда таким по Москве ходить.

– Готово, – сказал Фандорин. – Только намажьте мазью руки и шею. Да щиколотки не забудьте – вам ведь в шлепанцах ходить.

* * *

С раззолоченными сафьяновыми туфлями, которые Эраст Петрович неромантично обозвал шлепанцами, с непривычки было трудно. Из-за них-то Анисий на балу и стоял, будто истукан. Боялся, что если стронется, то какая-нибудь из них обязательно свалится, как это уже случилось на лестнице. Когда красавица-грузинка спросила по-французски, не станцует ли Тарик-бей с ней тур вальса, Анисий переполошился и вместо того, чтобы, согласно инструкции, молча отвесить восточный поклон, оплошал – тихонько пролепетал:

– Нон, мерси, жё не данс па [1]

Слава богу, другие девицы, кажется, его бормотания не разобрали, не то ситуация осложнилась бы. Ни одного человеческого языка Тарик-бею понимать не полагалось.

Анисий обеспокоенно обернулся к шефу. Тот уже несколько минут беседовал с опасным гостем, британским индологом сэром Марвеллом, скучнейшим джентльменом в очках с толстыми стеклами. Давеча, на верхней площадке лестницы, когда Ахмад-хан раскланивался с генерал-губернатором, тот взволнованно прошептал (Анисий слышал обрывки): «Принесла нелегкая… И как назло индолог… Не выставлять же – баронет… А ну как разоблачит?»

Однако судя по мирной беседе принца и баронета, разоблачение Фандорину не грозило. Хоть Анисий по-английски и не знал, но слышал часто повторяющееся «Gladstone» и «Her Britannic Majesty» [2] . Когда индолог, громко высморкавшись в клетчатый платок, отошел, царевич повелительно – коротким жестом смуглой, усыпанной перстнями руки – подозвал секретаря. Сказал сквозь зубы:

– Очнитесь, Тюльпанов. И поласковей с ней, не смотрите букой. Только не переборщите.

– С кем поласковей? – шепотом удивился Анисий.

– Да с грузинкой этой. Это же она, вы что, не видите? Ну та, попрыгунья.

Тюльпанов оглянулся и обмер. Точно! Как это он сразу не понял! Правда, из белокожей лотерейная барышня стала смуглянкой, волосы у нее теперь были не золотистые, а черные и сплетенные в две косы, брови прорисованы к вискам, вразлет, а на щеке откуда-то взялась очаровательная родинка. Но это была она, точно она! И искорка в глазах сверкнула точь-в-точь как тогда, из-под пенсне, перед отчаянным прыжком с подоконника.

Клюнуло! Кружит тетерев над фальшивой тетеркой!

Тихонько, Анисий, тихонько, не вспугни.

Он приложил руку ко лбу, потом к сердцу и со всей восточной церемонностью поклонился звездноглазой чаровнице.

Не шарлатан ли – вот что надо было проверить в первую очередь. Не хватало еще нарваться на коллегу, который тоже приехал на гастроли, жирных московских гусей пощипать. Индийский раджа, изумруд «Шах-Султан» – весь этот рахат-лукум несколько отдавал опереткой.

Проверил. Уж на кого на кого, а на проходимца его бенгальское высочество никак не походил. Во-первых, вблизи сразу было видно, что настоящих царских кровей: по осанке, по манерам, по ленивой благосклонности во взоре. Во-вторых, Ахмад-хан завел с «сэром Марвеллом», знаменитым индоведом, так кстати оказавшимся в Москве, столь высокоумную беседу о внутренней политике и религиозных верованиях Индийской империи, что Момус испугался, как бы себя не выдать. В ответ на вежливый вопрос принца – что думает уважаемый профессор об обычае suttee и его соответствии истинному духу индуизма, – пришлось перевести разговор на здоровье королевы Виктории, изобразить внезапный приступ чихания и насморка, а затем и вовсе ретироваться.

Ну а главное, изумруд сиял так убедительно и аппетитно, что от сомнений не осталось и следа. Снять бы этот славный зеленый булыжничек с чалмы благородного Ахмад-хана, распилить на восемь увесистых камешков, да загнать каждый тысяч этак по двадцать пять. Вот это было бы дело!

Мими тем временем обработала секретаря. Говорит, что Тарик-бей хоть и евнух, но в декольте глазенками постреливал исправно и вообще к женскому полу явно неравнодушен. Мимочке в таких делах можно верить, ее не обманешь. Кто их знает, как оно там у евнухов. Может, природные желания никуда и не деваются, даже когда утрачены возможности?

План предстоящей кампании, которую Момус про себя уже окрестил «Битвой за Изумруд», сложился сам собой.

Чалма все время у раджи на голове. Однако на ночь он ее, надо полагать, снимает?

Где раджа спит? В особняке на Воробьевых горах. Стало быть, туда Момусу и нужно.

Генерал-губернаторова вилла предназначена для почетных гостей. Оттуда, с гор, чудесный вид на Москву, и зеваки меньше досаждают. То, что дом на отшибе, это хорошо. Но виллу охраняет жандармский пост, а это плохо. Лазать по ночам через заборы и потом улепетывать под заливистый полицейский свист – дурной тон, не по момусовой части.