Если мы начнем сводить фантастику к драконам и звездолетам, то, боюсь, насмешки наших врагов над фантастикой, как «низкопробным чтивом в глянцевых обложках» станут отчасти справедливыми.
Во «Флегетоне» же, романе на первый взгляд историческом, а не фантастическом, автор сознательно ввел элементы «альтернативки». Не верите? А поищите! Вот, скажем, тигровый бульдог Пальма, любимица Туркула, в этой реальности не погибла, а благополучно дожила до Галлиполи...
Шучу? Шучу, конечно, — но только в данном конкретном случае.
5. ЦЕНТУРИОНЫ И ЛУПАНАРИИ
Теперь о более приятном, даже вкусном. Ведь писать роман о Древнем Риме, согласитесь, очень приятно — и очень вкусно. Прикоснуться к великой цивилизации, пусть виртуально, но какое-то время прожить «там», в недоступной пропасти Сатурна-Времени! Не сочтите меня ретроградом и ненавистником фэнтези, но, как по мне, подлинная древняя цивилизация, ей-богу, куда более интересна и загадочна (и фантастична, фантастична!), чем наскоро выдуманные эльфийские королевства и всякие «драконьи погибели». Немочь бледная ваши эльфы!
Особенностью работы над древнеримской темой является то, что перед автором стоит проблема не столько поиска, сколько отбора. О Риме мы знаем много, по сравнению с большинством исчезнувших цивилизаций даже ОЧЕНЬ много. Отобрать же нужное для создания «своего» Рима не так легко, как кажется.
Кроме того, во многом знании — многие соблазны. Главный — утратить «дистанцию» между древностью и днем сегодняшним. Рим настолько известен и знаком, что начинает казаться, что «они» были такими же, как мы, только без мобильников и аспирина. Конечно же, это не так, и «самость» Рима, его непохожесть на все иное — первое, о чем обязан задуматься автор. Дело не только в глубинных явлениях, но и во внешнем образе. Американский оскароносный «Гладиатор» — печальный тому пример.
Для ясности вопроса достаточно коснуться момента, на первый взгляд не особо принципиального: язык и термины. С языком-то ясно, на русском пишем, великом могучем и свободном, но... Не все так просто, дорогой Читатель.
Римская цивилизация дала нам так много, что современные языки, включая русский, буквально пропитаны латынью. Римские термины, мертвые сами по себе, по-прежнему на слуху. Образованный читатель сразу поймет, кто такие центурион, консул, триумвир, легат, что такое узурпация и даже (держитесь, знатоки!) узуфрукт. В конце концов, всегда можно присобачить к тексту маленький словарик, для пущей солидности. И все будут довольны.
Однако... Представьте себе такую фразу: Центурион снял лорику, отстегнул гладис, прошел мимо трибунала и, кивнув знакомому бенефициарию, направился через форум, минуя базилику, в ближайший лупанарий к своей конкубине.
Все понятно? Самое смешное, что понятно, хотя бы главное, в остальном же словарик поможет. Но писать так — значит издеваться над читателем. Это во-первых. А во-вторых, признать собственное незнание русского. Это ведь не речь персонажа — авторский текст!
Джованьоли Вещий подчас всеми этими латинизмами злоупотреблял. Увы!
Ладно, переведем, приблизим к современности. Но тут имеется иная крайность, характерная для западной исторической беллетристики с ее «римскими генералами» и «финансистами».
Итак: Ротный премьер-сержант снял кирасу, отстегнул палаш, прошел мимо флагштока со штандартом части и, кивнув знакомому штабному адъютанту, направился через торговый центр, минуя биржу, в ближайший бордель к знакомой куртизанке.
Что-то не то, правда?
Истина где-то между Сциллой кальки и Харибдой модернизма. А вот где именно, писателю приходится решать самому в каждом конкретном случае. Голь на выдумки хитра. Я, например, напрочь снял почти все термины, заимствованные из французского и английского языков. Не потому что их применение в принципе неверно, а потому что... Ну не звучит, ну не по-римски!
Этот пример еще из простых, наука, как известно, имеет много гитик. Так что для всякого писателя Древний Рим — поистине достойный плацдарм... Стоп, не годится, «плацдарм» — галлицизм, французское слово. Поистине достойный полигон... Полигон? Слово-то греческое, но в данном конкретном смысле в те времена не употреблявшееся. Поистине достойная арена? Поприще?
Вот в таком «аксепте».
6. ЧТО ДАЛЬШЕ?
Следующие книги... В них я попытаюсь посмотреть на Спартака иными глазами. О деталях говорить рано, но один из романов, заключительный, возможно, получит название «Я, Спартак».
Когда это будет, пока сказать не могу. Надеюсь, будет.
Диана Крепко. МИНУС-ГЕРОЙ
Мы все погибли под Троей...
Г.Л. Олди. «Одиссей, сын Лаэрта»
А вы-то думали, что книга будет о Спартаке? Как бы не так.
Честно говоря, дочитав последнюю страницу, я поначалу почувствовала себя одураченной. Где же, собственно? Где «великолепный парень», гениальный полководец, стратег и вождь? Где тот, кому была посвящена первая книга этого цикла и кого так логично было бы предположить в качестве главного героя второй?
— Здравствуй, Спартак!
— Здравствуй, ангел!
И все?
Все. А ведь и вправду: читая, ярко видишь практически всех — естественно, Папию-рассказчицу, Крикса, Ганника, сиятельного Гнея Юлия Цезаря Агенобарба, Аякса, Эномая... Обо всех можно хотя бы по несколько слов молвить: особенности речи, черты характера... Много ли можно сказать о Спартаке?
— Здравствуй, Спартак!
— Здравствуй, ангел!
Он так и остался тайной, загадкой: каким был? Чего хотел? К чему шел? Негоже к таким тайнам руками притрагиваться. Не для того они существуют. Поэтому хоть и сложно переключиться с ключевого образа на что-то иное, хоть и сложно посмотреть на всю эту ситуацию с другой, изнаночной стороны — а попробовать все же стоит.
Нет, вы как хотите, а Спартак все-таки очень похож на бога. Только боги способны так явственно присутствовать в каждой строке, подразумеваться, но не выходить на первый план, не показывать своего истинного облика. Только боги способны сказать так много, произнеся в реальности только несколько слов (помните единственный показанный в книге разговор Папии со Спартаком?). В конце концов, если уж на то пошло, только у богов есть ангелы.
Впрочем, богов здесь и так предостаточно. Все на них закручено, на бессмертных. Много о них написано уже, так что мы их пока, небесных и подземных, оставим в покое до поры. Пусть отдохнут в вечности своей или подумают, какой еще договор с нами-обезьянками заключить. Нашли, великие и ужасные, с кем водиться!
Мы же пока что о людях поговорим. Или об обезьянках. Это уж как посмотреть.
Не обезьяны — люди. Говорят, все люди плохи, говорят — все хороши. И другое говорят: иной от природы и от богов добр и хорош, иной — зол и грязен. Нет! В каждом из нас такое есть, плещется — у кого на донышке, у кого до краев доходит. И не пороки это, не слабости, не грязь поверх кожи — часть нас самих. Все в нас есть, все найдется. Как струны на кифаре, одна так звучит, другая — этак. Такие мы, такими нас боги создали, а уж остальное мы сами с собой творим. Мы творим — и нами творят, потому как умный, кто струны знает, всегда сыграть на нас сумеет. И еще подпоем!